Приключения Аввакума Захова

В тот же день и час, когда Венцеслава Рашкова нашли мертвым у себя в кабинете, доктор Тошков бежал во весь дух к себе в управление. Конечно, ему было далеко до спортивной формы, потому что весил он более девяноста килограммов, да и года перевалили за пятьдесят, но благодаря своему почти двухметровому росту он развивал приличную скорость и человек нормального сложения не угнался бы за ним. При этом он так размахивал руками, что все встречные либо отлетали в сторону, либо сами еще издалека уступали ему дорогу.

Он пересек бульвар Христо Ботева и двинулся напрямик к главному подъезду. Обливаясь потом и еле переводя дух, он остановился в нерешительности у входа, затем, надвинув шляпу на глаза, миновал подъезд и шмыгнул во двор за мусорными баками.

Между баками можно было пройти к черному ходу. Дверь его была не заперта. Прежде чем войти, Петр Тошков огляделся по сторонам и вздрогнул — ему показалось, что кто-то следит за ним из-за низкой ограды.

Витая лестница круто поднималась вверх, но он, перескакивая через несколько ступенек, одним духом взлетел на третий этаж, свернул по коридору направо и через несколько шагов оказался перед широкой дверью своего кабинета. В комнате было жарко и душно — и пол, и стены, и даже часть лепного потолка были залиты потоками знойных лучей полуденного солнца.

Первым делом он опустил шторы, и комната сразу же погрузилась в приятный желтоватый полумрак. Он перевел дух, бросил шляпу на вешалку, опустился в изнеможении на стул и только тогда отер лицо. Платок сразу стал мокрым, хоть выжимай.

Взгляд его упал на лежащую перед ним на столе потертую кожаную папку с текущей перепиской, и он поморщился. Не ветхий вид папки расстроил его — он давно махнул рукой на внешний вид своих канцелярских принадлежностей. Доктор вспомнил, что должен явиться с докладом к Светозару Подгорову, а папка хранила в себе все то, что ждало директорского «да» или «нет». Вот почему она так удручающе действо вала на доктора Тошкова — от одного ее вида его клонило ко сну, будто он не спал всю ночь.

Он с грустью поглядел на папку и вздохнул. Потом подошел к большому шкафу в глубине комнаты и открыл его. Оцинкованное ведро в шкафу было доверху заполнено бутылками из-под лимонада. Доктор перебрал пустые бутылки и совсем помрачнел. Вынув из ящика стола круглое карманное зеркальце, он наскоро причесал свои поредевшие волосы и нажал кнопку звонка.

На этот раз секретарша Ирина Теофилова появилась на пороге почти мгновенно, и доктор, не успев спрятать расческу и зеркальце, накрыл их папкой и повернулся к двери. Он все еще досадовал на то, что не осталось лимонада, но при виде стройной фигуры секретарши брови его сами собой приняли обычное положение, и лицо стало, как всегда, добродушным. Заметив, что ее волосы влажны, как после купания, он покачал головой.

— Вы опять принимали душ в служебное время, — сказал он, но без упрека в голосе, даже ласково.

Теофилова молчала.

— С тех пор как наверху устроили душ, вы все время бегаете по лестнице и постоянно рискуете простудиться. Нехорошо это.

Как иначе мог он разговаривать с этой красивой женщиной, на которой днем и ночью мечтал жениться?

— Нехорошо, — повторил он.

Теофилова стояла у двери и молчала. Ее обычно смуглое лицо было болезненно-бледным.

«Наверное, от освещения», — подумал Тошков и поглядел на спущенные шторы. Дневной свет за окном казался матово-желтым.

— Товарищ Подгоров дважды звонил вам, — глухо сказала Теофилова.

Доктор поморщился. Потому ли, что не сумел как следует пожурить секретаршу, или же оттого, что, несмотря на свою марафонскую пробежку, не поспел к директорскому звонку, он сам не знал. Но он чувствовал, что разговор с Теофиловой не клеится. Пока он раздумывал, с чего начать — с беседы ли на служебные темы или же с разговора о погоде, раздался резкий звонок телефона. «Третий раз звонит», — подумал доктор, снимая трубку.

Раздраженным тоном, коротко, без лишних слов Подгоров велел Тошкову немедленно явился к нему. Доктор положил трубку и поднялся из-за стола. Он потянулся было за папкой с перепиской, но, вспомнив, что под ней остались зеркальце и расческа, лишь махнул рукой.

Высокий, сухощавый, с худым, продолговатым лицом, женственными бледными губами и гладко зачесанными поседевшими волосами Светозар Подюров выглядел моложавым и подтянутым для своих пятидесяти лет. Его голубые глаза глядели спокойно, сосредоточенно, с какой-то стеклянной холодностью. Одевался он строго и добротно, как подобает руководящему работнику: брюки в полоску, темный пиджак, крахмальная рубашка. Шелковый галстук, приколотый золотой булавкой с рубиновой головкой, говорил о склонности к изяществу, присущей артистам, но в целом он производил впечатление строгого, педантичного человека.

Он стоил у окна, наклонив голову и скрестив на груди руки. Шторы были опущены, на большом круглом столе, покрытом зеленым сукном, бесшумно кружил свои крылья вентилятор.