Ночью Шурик видел сапожные щетки. Толстые, волосатые, одна совсем черная, другая — рыжая, они быстро бегали, перебирая волосяными лапками, и дразнились: «Попрошайник-копеешник!» Потом рыжая щетка приподняла деревянную спинку и, шевеля густыми усами, потребовала: «Отдай рубль!» А из-под черной щетки лопоухий Кузя протянул длинную руку и закричал: «Держи его!»
Шурик сорвался с места, сильно брыкнул ногой и проснулся.
В комнате было темно, и все вещи спали.
Шурик чуть не заплакал от радости. Он дал себе слово никогда больше не приближаться к опасному перекрестку и с утра начать новую, честную жизнь. Он перестанет шататься по улицам, будет во всем помогать маме. Потом у папы будет отпуск, они пойдут в туристский поход, и все будет очень хорошо. Шурик начал представлять себе те приключения, которые дадут их в походе, и заснул.
Два дня Шурик не появлялся вблизи чистильщика сапог. Даже в булочную он бегал окольным путем. Но вечером у самых ворот его окликнули. Перед ним стоял Сенька в длинных черных штанах, которые он поддерживал локтями.
— Ты почему не приходишь? — строго спросил Сенька.
— Не хочу.
— Гляди… — Сенька угрожающе сжал кулаки. — Кузя душу вынет. Велел сейчас же прийти.
— А я папе скажу.
Сенька наклонился к самому уху Шурика и зашептал:
— Кузя никого не боится. У него знаешь какой нож? Финский! Он и батю твоего пырнет, и из тебя душу вынет. Лучше приходи, пожалеешь потом.
Опять, как и в тот день, когда он впервые поплелся за Кузей, Шурику стало страшно. Он вспомнил злые Кузины глаза, и от жалости к себе и отцу ему захотелось кричать.
По улице шли люди, веселые, беззаботные, и никто из них не мог защитить мальчика от всемогущего Кузи.
— Придешь? — приставал Сенька. — Придешь?
И Шурик снова пошел к чистильщику, снова стоял у фонаря, пока Кузя выкрадывал из машины резиновую камеру.
Шурик замолчал. Виктор не смотрел на него. Он о чем-то думал. Потом спросил:
— А ты знаешь, зачем эти камеры воруют?
— Ахмет из них галоши делает для валенок, в деревню отправляет… У него спекулянты знакомые.
— А что сегодня со шкафом стряслось?
— Это не я, дядя Витя. Это Кузя Ахметку наказал. Ахметка деньги за камеры не отдает, все обещает Не отдает. Вот Кузя ночью привинтил крючки к шкафу и привязал веревку. А днем к автобусу сзади прицепил. Автобус поехал, и шкаф поехал.
Виктор мотнул головой и мягко хлопнул Шурика по плечу:
— Эх ты! Герой-путешественник! Ладно. Беги сейчас туда, к ребятам, и виду не показывай, что отлучался. А завтра в двенадцать часов приходи ко мне на площадь. Зайдешь к дежурному, тебя пропустят. Придешь?
— Приду, дядя Витя…
Виктор зашел в телефонную будку, плотно закрыл дверцу и снял трубку.
На углу, где сидел чистильщик, все еще толпился народ. Сюда уже притащили полуразвалившийся шкаф, и Ахмет причитал над ним, как над покойником. Постовой милиционер тщетно пытался добиться от него каких-либо вразумительных показаний. Чистильщик только проклинал неизвестных хулиганов, но ни одного имени не называл. И заявление в милицию он писать отказался. Он твердил, что ничего не знает и ни на кого не жалуется.
А в пяти шагах от него, поплевывая и злорадно усмехаясь, стоял Кузя. Он не скрывал от Ахмета, что история со шкафом — дело его рук. Он знал, что чистильщик его не выдаст, потому что сам боится милиции.
Тут же толпились и Сенька, и Петька, и другие мальчишки из Кузиной шайки. Они с восхищением смотрели на своего атамана.
Шурик увидел, как к Кузе сзади подошел Виктор и остановился. Кузя оглянулся и встретился глазами с незнакомым парнем. Глаза у парня были круглые, веселые и как будто насмехались над Кузей.
Хотя Виктор был на полголовы ниже Кузи, его широкие плечи и мускулистая, коричневая от загара шея внушали уважение. Виктор тронул Кузю за рукав и сказал:
— Пойдем.
— А ты кто такой? — зло спросил Кузя.
— Пойдем, говорю.
Кузя хотел сплюнуть, но от предчувствия чего-то недоброго язык у него запутался и на губах выскочил пузырь, который тут же лопнул и обрызгал нос самому Кузе.
— Ты кто такой? Чего привязываешься? — бубнил Кузя, отходя с Виктором в сторону от толпы.
Он глубоко засунул руку в карман, и Шурик чуть не крикнул: «Дядя Витя! У него нож!» Но в ту же минуту Виктор двумя пальцами сжал кисть Кузиной руки, и лицо ворюги так перекосилось, как будто он набрал полный рот горчицы. Он выдернул руку из кармана и долго тряс ею в воздухе, словно обжегся о горячую печку.
Пораженные, ребята подошли поближе и с любопытством ждали, что будет дальше. Кузя вдруг рванулся в сторону, побежал, быстро, как заяц, перебирая длинными ногами.
Шурик удивился, что Виктор не закричал: «Держи!», не засвистел. Он только чуть заметно усмехнулся и не спеша побежал за Кузей. Мальчики всей гурьбой кинулись следом.
Сначала Кузя оторвался намного, и казалось, что он вот-вот скроется. Но Виктор, по-прежнему бежавший расчетливо, неторопливо, стал его настигать. Ребята услышали его насмешливый голос:
— У тебя, Кузя, ноги длинные, а шаг короткий… Ты подальше ноги выбрасывай, шибче будешь шагать… И пятки закидывай повыше, кровь приливать не будет.