Такими круглыми красивыми буквами мог писать только один человек на свете — мама. Шурик держал листок, вырванный из тетради в клетку, и смотрел на буквы, как на чудо. Буквы никак не хотели складываться в слова, они существовали каждая отдельно и твердили одно и то же: "Мама пишет! Мама жива! Мама пишет!"
Письмо было адресовано Виктору. Елена Николаевна кратко сообщала, что долго выбиралась с нашими частями из окружения и что на ее два письма она не получила от Шурика никакого ответа. Она умоляла Виктора разыскать следы Шурика и написать ей. Жила она недалеко от Ленинграда, за Волховстроем, и служила в госпитале сестрой.
Долго читал Шурик эти несколько строчек и не мог начитаться.
— Почему же я ее писем не получил?
— Ничего удивительного. Либо в пути пропали под бомбой, либо здесь почтальон умер, не донес. Да и дома твоего уже давно нет.
— А вы уже написали ей?
— Нет еще… Напишу, а ты поедешь и сам передашь.
— Куда поеду?
— К матери…
— Не хочешь?
— Когда поеду к ней?
— Завтра.
Шурик с недоумением посмотрел на Виктора:
— Как это я поеду?
— Очень просто. За хорошую работу во взводе даю тебе десять дней отпуска, а поскольку отпуска сейчас не в моде, выпишу тебе командировку в Волховстрой. Завтра на ту сторону пойдет наша машина, с ней и поедешь.
— А как же взвод?
— Взвод взводом и останется. Или, думаешь, без тебя мы тут не справимся?.. Я тебе вот что еще хочу сказать… По годам ты у нас в полку вроде как внештатная единица. Поэтому возвращаться тебе не обязательно. Если мать будет настаивать и самому там понравится, оставайся, — я в обиде не буду, наоборот — советую.
— Дядя Витя, — чуть не заплакал Шурик, — что ж, вы избавиться от меня хотите? Не нужен я вам… Ребята останутся, а я…
Виктор присел рядом с ним на ручку кресла и самым добрым голосом сказал:
— Слово даю, не потому посылаю, что не нужен ты. Сам знаешь, что работал не хуже других. Но, во-первых, тебе нужно подкормиться, отощал ты больно. Ребята повзрослев, повыносливей, а ты свалиться можешь. Во-вторых, мама твоя беспокоится, — шутка ли, сколько ей досталось! А сердце у нее больное. Так что ехать тебе обязательно. А насчет возвращения там видно будет. Посоветуешься с матерью. Вернешься — примем. Останешься — тоже за тебя рады будем. Ясно?
Шурик кивнул головой.
— Теперь отправляйся во взвод, доложи Игореву, а завтра в это время приходи, документы будут оформлены, и поедешь.
— А письмо можно с собой взять?
— Конечно, бери. Там и адрес указан, пригодится.
Забыв по-военному повернуться, Шурик вышел из кабинета.
Во взводе сообщение о том, что нашлась мать Шурика и что он едет к ней на свидание, вызвало такой веселый переполох, как будто была одержана победа над немцами. Ребята хотели было качать Шурика, но сил не хватило, и его только повалили на койку и изрядно помяли. Совсем нехорошо вели себя девушки. Они обнимали и целовали Шурика как маленького и начали собирать со всего взвода самые целые и теплые вещи, чтобы снарядить его в дорогу.
Оля Светленькая бегала вокруг него, как курица вокруг последнего цыпленка, и озабоченно приговаривала:
— Ой, замерзнешь, боец Орехов, честное-пречестное, замерзнешь. Я тебе свои рейтузы отдам…
Шурик отмахивался от нее обеими руками. А Леня Федоров подзуживал:
— Ты, Оленька, сшей ему из своего одеяльца набрюшничек. Знаешь, как тепло от набрюшничка.
Оля на миг остановилась, обдумывая это предложение, и только смех всего взвода подсказал ей, что Федоров шутит.
— Шурик, ты оттуда сухарей привези, — наставлял Душенков. — Там знаешь какие сухари — ржаные! Как сахар!
— А еще концентрат есть такой, суп гороховый, — подхватывал Леня, — в таблетках. Одну таблетку на ведро воды — мировой борщ получается, с мясом! Не забудь.
Шурик впервые подумал, что по ту сторону Ладоги он сможет досыта наесться, и почувствовал себя виноватым перед товарищами.
— Я, ребята, все привезу, — обещал он. — Все, что достану, привезу, вот увидите.
— Ладно, брось, — похлопал его по плечу Федоров, — разыгрываем тебя. Сам хоть поправляйся.
— Нет, правда, привезу, — повторял Шурик и словно просил: "Вы не сердитесь на меня, я бы не поехал, да так случилось…"
Рано утром Шурик позвонил Виктору по телефону.
— Уже готов? — спросил Зубов. — Не терпится? Приходи часа в три.
— Я, товарищ командир, с одним вопросом. Помните, я вам о Славике рассказывал?
— Ну.
— Они умрут здесь, товарищ командир полка, Нельзя ли их вместе со мной перевезти? У них в деревне родственники есть.
Зубов ответил холодно:
— Трудное дело… Позвони через час. Я не уверен, будут ли места в машине.
Мысль о Славике и его бабушке пришла ночью, когда Шурик ворочался с боку на бок и никак не мог заснуть. Он представил себе, как обрадуется Ирина Васильевна, мать Славика, и решил уговорить Виктора. "В крайнем случае, — думал он, — я им свое место уступлю, а сам в другой раз поеду".
Но на эту крайнюю меру идти не пришлось. Минут через сорок позвонил сам Зубов и сказал:
— Собирай их и приводи на площадь.
Пришла пора прощаться со взводом. Игорев внимательно осмотрел "заправочку" и разрешил:
— Можешь ехать! Будь жив.
— Я скоро вернусь, — пообещал Шурик.