Приключения Буратино. Сборник

Смуглый человек, одетый в какое-то подобие подгузника, вел под уздцы красивую гнедую лошадь. В тени галдели и громко смеялись несколько «легионеров». Они вдруг замолчали и с явным неодобрением уставились на пленника.

«Да нет, я не сошел с ума. Это декорация. Они тут реалити-шоу на древнеримскую тематику снимают, – догадался он. – Но почему тогда все говорят на латинском?!»

Его подтащили к двери, по сторонам от которой торчали два вкопанных в землю древка. На одном был красный вымпел с вышитым золотом орлом, по отчетливой ассоциации – имперским, на втором – несколько позолоченных дисков, поставленных вертикально друг на друга, с искусно вырезанной кистью руки сверху.

Побитый конвоир вошел в дверь и затворил ее за собой. Его напарник отпустил пленника, и тот сразу осел на землю. Через минуту Синий Подбородок вышел и торжественно объявил:

– С тобой будет говорить декурион третьей турмы десятого легиона «Фретензис» Тиберий Куспис Порциус.

– А почему не Марк Туллий Цицерон? Я бы лучше с ним побеседовал, – пробурчал Антон Сергеевич, прежде чем его соскребли с земли и водворили в помещение. Там его поставили на колени, после чего дверь захлопнулась. Теперь глазам нужно было снова привыкать к перемене освещения: в комнате было единственное оконце, больше похожее на бойницу. Свет из него падал как раз туда, где поместили пленника, остальное пространство тонуло во мраке.

Стоять на коленях на твердом полу, со связанными сзади руками, было очень некомфортно, он немного расслабился и опустил зад на пятки… Понемногу стала прорисовываться обстановка. Конструкция, похожая на этажерку с витыми колоннами по углам. На ее верхней полке – силуэт античного бюста. Массивный стол, заваленный свитками. Над ними… немигающие глаза, вперившиеся ему прямо в лоб. Это было несколько неожиданно: он думал, что один в помещении и вышепоименованный Тиберий Что-то-там-циус подойдет позже. Он мысленно усмехнулся и уставился в эти глаза таким же немигающим суровым взором. Игра в гляделки продолжалась какое-то время. Вероятно, почувствовав, что это уже выглядит глупо, «римлянин» моргнул, зашевелился и резко прокаркал:

– Твое имя, разбойник?

– Антоний Сергиус, – исковеркал он на римский манер свое имя. – А разбойником в последний раз меня называла моя бабушка.

– Кто ты такой и что делал в столь поздний час у акведука?

– Ничего, гулял.

– Не смей мне врать! – декурион подался вперед к пленнику. – Признавайся! Ты гнусный шпион и хотел отравить воду!

– Вовсе нет, – он припомнил разговор своих конвоиров у ямы и решил схитрить, предчувствуя, что рассказывать о том, что совершал вечерний моцион, восстанавливаясь после операции на головном мозге, не стоит. – Командир, если честно, я не знаю, как там очутился. Кто-то крепко приложил меня по башке чем-то тяжелым. Мне повезло, что я остался жив… Голова постоянно кружится и болит. А еще я ничего не помню…

Римлянин усмехнулся и облокотился на спинку своего стула, который более походил на эдакий облегченный, походный вариант трона.

– Это был я. И если бы я хотел убить тебя, твой труп сейчас доедали бы собаки.

Потом резко встал, обнаружив крепкое сложение при небольшом росте и по-буденовски кривые ноги, подошел к пленнику и выхватил из ножен меч.

– Я ударил тебя плоской стороной, – он показал, как именно был нанесен удар, затем ловко вбросил меч обратно в ножны. – Видно, немного переусердствовал, раз у тебя отшибло память. Стоять на коленях ровно!

Это было довольно неприятно: демонстрируя прием, Тиберий чувствительно задел рану на голове и, похоже, не случайно…

– И не совестно тебе так со мной обращаться? Я ведь тебе в отцы гожусь… – возмутился Антоний, но встал ровнее.

– О чем ты? – удивился римлянин. – Ты выглядишь не старше меня.

Эти слова подтвердили то, что какая-то поистине странная метаморфоза действительно произошла со старым телом Антона Сергеевича, а вовсе не почудилась из-за черепно-мозговой травмы. Пока декурион говорил, пленник принялся осматривать части своего тела, которые попадали в поле зрения.

– Ты сражался как бешеный зверь, я должен был остановить тебя…– это признание явно далось декуриону с трудом, видимо, застыдился, что пришлось поступиться кодексом воинской чести, напав исподтишка. Он подошел к окну и отвернулся, чтобы скрыть смущение. – Один из моих воинов никогда уже не увидит Рима. Мне надо писать его вдове и объяснять, почему я не уберег его от смерти в мирное время. Еще двое на излечении…

Антонию было не до тонких чувств кавалериста. Он внимательно изучал свои бедра, плотно обтянутые материей – крепкие, мускулистые, они не могли принадлежать пожилому человеку. Прислушавшись к внутренним ощущениям, он вспомнил нечто давно забытое… До этого его отвлекали дурнота, шок от происходящего, постоянная смена освещения. А теперь… Да! Оно самое – ощущение молодости и полноты сил.

– Однако постой. Свое имя-то ты помнишь, мошенник! – тем временем осенило Тиберия, и он резко развернулся к пленнику.

– Имя помню… А все, что было до того, как я оказался в яме – нет, – не сразу ответил Антоний.