Приключения Буратино (тетралогия)

Заплаканные глаза девушки заставили старпома содрогнуться от жалости, когда он встретил её в коридоре перед завтраком. Он снова почувствовал себя эгоистом и старым негодяем, сбивающим юную деву с пути истинного, поэтому после обмена утренними приветствиями совершенно искренне произнёс:

– Надя, если всё это так тяжело, может, тебе всё-таки остаться?

– Камиль, ты уже не в первый раз предлагаешь мне отречься от идеи следовать за тобой на край света. И в этот раз я подтвержу серьёзность своих намерений, – без раздумий отвечала девушка. – Но если ты ещё раз заговоришь на эту тему, тогда я действительно никуда не полечу, потому что у меня непременно появится ощущение, что ты сам этого не хочешь.

– Больше не буду, – для пущей убедительности Камиль приложил к груди руки.

Она повернулась и решительно удалилась в сторону кухни. С восторгом и обожанием глядя вслед своей будущей попутчице, Легран думал, что принял, пожалуй, самое важное и правильное решение в своей жизни.

Двадцать с лишним тонн золотых слитков, висящих в чёрной пустоте, представляли собой зрелище незабываемое. На драгоценный искусственный спутник Земли было больно смотреть, так он сверкал на солнце.

Трюмы челнока вместили в себя груз, многократно превосходящий собственную массу судна.

Перелёт до точки Лагранжа занял целых восемь часов. Разгоняться и тормозить пришлось не так резко, как обычно, потому что земляне не смогли бы перенести перегрузки, которые для террановианцев являлись пустяковыми.

Иерарх был более сдержан в выражениях эмоций, чем дочь, но от космических переживаний даже у него периодически глаза на лоб лезли. За его борьбой с мимикой было забавно наблюдать, и Камилю приходилось изо всех сил прятать улыбку.

Закари Вентер встретил землян очень тепло. Рукопожатием капитан не ограничился, обнял сына О́дина и прослезился. Анатолий Максимович выглядел при этом смущённо, но тоже явно был рад видеть человека, который знал его отца.

Буратино был подчёркнуто вежлив и следил за соблюдением канонов межпланетного этикета, зарождающегося в данный исторический момент.

Гольденберг же, напротив, приветствовал гостей холодно. Он, кстати, не пожелал селить сына и внучку старого врага в своём жилом модуле. Попросил клан Самсоновых «приютить этих дикарей», аргументируя это общностью языка потомков древних российских олигархов и современных омичей.

Радостнее всех вновь прибывших приветствовал Рамзес. Надежда осталась в полнейшем восторге от вежливого и симпатичного пёсика.

Потом гостей повели на банкет для избранного круга лиц в главную кают-компанию в капитанском жилом модуле.

Гольденберг пробыл на банкете недолго. Произнёс формальный приветственный спич и почти сразу ретировался. Остальные обитатели VIP-модулей последовали его примеру.

В конце концов за столом остались отец и дочь Одинцовы, капитан, старпом, судовой врач и полуторарукий инженер. Тогда земной иерарх попросил принести из его багажа пару бутылок с омской водкой. Появление напитка обрадовало только капитана, остальные смотрели на прозрачную, как вода, жидкость настороженно. Попробовав и отплевавшись, врач и инженер пить её наотрез отказались, Надя не пила в принципе, а старпом, напробовавшийся водки на всю оставшуюся жизнь, пока гостил в Омске, позорно бежал, сославшись на служебные обязанности.

Когда он шёл к выходу, навстречу ему поднялась Хельга Мадрасхен.

– Не хочешь навестить меня сегодня напоследок? Ты же понимаешь, что я никуда не полечу? – шепнула она.

Камиль лишь пожал плечами. Как объяснить Хельге, что такое верность, к тому же если сам ещё не до конца с этим разобрался? Она не стала дожидаться ответа и хотела было чмокнуть его, но он инстинктивно отстранился и невольно глянул в сторону Надежды, которая, как ему казалось, с беспокойством смотрела на них.

– Что, ревнует тебя твоя дикарка? – Проследила его взгляд докторша. – Ясно. Хорошая девочка, смотри, не испорти.

Он хотел было уточнить, что в её понимании означает это загадочное «не испорти», но она произнесла:

– Прощай!

И вышла из кают-компании вперёд него.

В итоге огненную омскую воду остались пить капитан с иерархом, которые уже настолько расположились друг к другу, что выпили на брудершафт и даже троекратно облобызались.

– А знаешь, Максимыч, что мне пришло сейчас в голову? Как ты отнесёшься к тому, что я поселюсь в этом твоём Омске на время? – спросил Закари.

– Это зачем же?

– Я не хочу, чтобы, когда они полезут к тебе, у них было преимущество.

– Кто «они»?

– Гольденберги со своими прихвостнями.

– А ты думаешь, всё-таки полезут?

– Гадалке засади.

– Чего?

– Ну это выражение такое, значит, двести процентов. Я их знаю как залупленных.

Иерарх ненадолго опешил.

– Ясно. У нас это звучит несколько по-другому… А как ты без своих-то будешь? Не соскучишься?

– Да ну их. Там один нормальный человек был, и тот улетает. Остальные зомби гольден-бер-го-сов-ские. Нет, лучше гольденбергские. Может быть, только пара-тройка со мной пойдут.

– А как Камиль такой получился, если все остальные зомби? – иерарх сразу понял, кого имеет в виду капитан.