Приключения доктора

Чиновник, явившийся в сливочную лавку дома Ямщиковой, действовал в лучших традициях: он брал, но за работу. И пусть сама по себе его работа имела характер более чем сомнительный, но то, то она велась, не подлежало никакому сомнению! Вот это-то — тщательность исполнения чиновником на самого себя возложенных обязанностей — и причиняло его несчастным жертвам больше всего хлопот. И если бы они — эти жертвы — могли каким-то чудом перенестись к своим потомкам, они — что очевидно — возрадовались бы современному нам положению вещей: такому, при котором взяточничество имеет сугубо формальный и потому не слишком обременительный в других отношениях характер. Но если бы мы могли порасспрашивать потребителей сразу обеих эпох, то — и это тоже очевидно — нам пришлось бы признать: тогдашний подход для потребителей был более выгодным. Парадоксально, но факт: даже самозванец вроде явившегося в сливочную лавку чиновника обеспечивал определенный порядок, без колебаний пресекая явные нарушения! Этот чиновник, как если бы он взаправду имел все законные полномочия, снимал с продажи сомнительную продукцию животного происхождения — такую, от которой могли и в самом деле потравиться люди; запрещал торговать скисшим молоком; изымал уже пошедшие гнилостными пятнами куриные яйца… и делал вообще немало такого, что составило бы ему настоящую честь — будь он действительно на всё это уполномоченным! Что же до взяток, то каждому хорошо известно: не бывает такой торговли, в которой не нашлось бы множества менее, если так можно выразиться, фатальных нарушений — вряд ли кому-то по силам устранить их все, чтобы соответствовать строгим требованиям разнообразных законов. Поэтому, несмотря на своё усердие в честности, «наш» чиновник не оставался и без хлеба: закрывая глаза на то, на что он мог себе — по совести — позволить их закрыть.

Но был и еще один аспект, и этот аспект назвать приглядным никак не получится. Если что-то в поступках явившего в лавку чиновника мы еще можем оправдать, то его участие в конкурентной борьбе между торговцами — нет.

Известно, что конкуренция — топливо торговли, ее разнообразия. Но также известно и то, что недобросовестная конкуренция — источник выгод, перераспределяемых из карманов одних в карманы других. Возможность вести недобросовестную конкурентную борьбу — мечта любого, как сказали бы мы, предпринимателя: независимо от его уровня и положения на рынке. Но только при условии, что всю ответственность за возможные негативные последствия такой борьбы примет на себя кто-то другой. Везде и во все времена недобросовестным и при этом припертым к стенке конкурентам били морды, заодно и пуская их предприятия по ветру. Поэтому, решаясь на заведомо недобросовестные проделки, не лишенный ума предприниматель заручается поддержкой: прикрывает себя этаким зонтиком, и лучше всего, если зонтик этот — государство.

Чиновник, явившийся в лавку, и был таким зонтиком. Действовал он, конечно, на собственные страх и риск, но этого было достаточно для того, чтобы обеспечить себя «заказами». И вот тогда, когда он явился — сразу же вслед за директрисой и активисткой — и с места в карьер заявил о том же несуществующем скверном запахе сливок, старший из продавцов всё понял: его «заказали». У него не возникло даже вопроса — кто именно: с этим тоже всё было уже понятно.

Дело в том, что молочная ферма, торговля продукцией которой велась в лавке дома Ямщиковой, была сравнительно молодой: на этом месте она обосновалась несколько лет назад. А по соседству — буквально через домовладение, если считать по проспекту — находилась другая такая же ферма: более старая. Эта — соседняя — ферма принадлежала вдове купца второй гильдии, а еще раньше — родителям ее покойного мужа. Когда-то ферма имела превосходную репутацию, а ее продукция славилась едва ли не на всю Васильевскую часть. Но позже, когда не стало заботливых рук и подлинно хозяйского глаза, она — сначала мало-помалу, а потом стремительно — пришла в упадок. Купеческая вдова имела множество предпринимательских интересов, доставшихся ей от супруга: винные склады, питейное заведение, доходный дом… и всё это, как и ферма, хирело — что-то быстрее, что-то медленнее, но — неуклонно.