Приключения доктора

Иван Дмитриевич взял трубку и какое-то время вслушивался в слова незримого для нас абонента. Но что мы видели совершенно ясно, так это с каждым мгновением светлевшее лицо его сиятельства: тревога уходила с него, морщины разглаживались, глаза оживали новым взглядом — с волнением, но иного свойства, не такого, как прежде. А дальше Иван Дмитриевич рассказал нам о приключившемся на самом деле — о явленном Городу чуде, — и наши собственные сердца и лица также освободились от тревог.

Мы сняли с двери засовы и вышли на свежий воздух. Всё еще шедшие люди — теперь их спешка была нам понятна — обтекали нас, застывших под ветром и снегом и вглядывавшихся в проспект.

— А что, Александр Иванович, — предложил мне его сиятельство, — не пойти ли и вам на Средний?

— А как же вы? — я уже рвался вперед, но чувство приличия удерживало меня на месте.

— Увы, но кто-то должен остаться в участке… а вы — ступайте. По старшинству — оставаться нам с Иосифом Иосифовичем: такая вот незадача бывает от положения!

Я благодарно кивнул и побежал. Надзиратель тоже рванулся было со мною, но тут же остановился: от Сыска в участке он был единственным, а значит, и он должен был оставаться на месте.

Время уже ушло: поспеть непосредственно к началу я не мог никак. Поэтому, понимая, что шествие уже шло, я просто выскочил на 19 линию и понесся что было духу к Среднему проспекту. Никогда еще я не бегал так быстро! Те двести с чем-то саженей[68], что разделяли по линии участок и проспект, пролетели под моими ногами за считанные секунды. Однако и здесь я не смог приблизиться к цели: панели и значительная часть мостовой уже оказались запружены такими же опоздавшими, как и я сам — ряды за рядами, люди стояли вдоль проспекта, ожидая появления процессии.

Полагаться на форменную одежду было нельзя: ни повод тому не соответствовал, ни общее настроение. Даже стоявшие здесь же — я видел их и узнал — городовые (дежурный и вызванный на подкрепление) ничем не могли мне помочь: они тоже увидели меня и тоже узнали, но только и смогли что помахать руками да улыбнуться! Улыбнулись мне и соседи из числа таких же, как я, бедолаг. А какой-то старичок — кажется, из зеленной лавки неподалеку — заметил: всё — ерунда, работать локтями нет никакой причины. Мол, каждый увидит всё, что положено… он так и выразился — «всё, что положено» — и добавил, поясняя:

— Смотрите в себя. От того, что у вас на сердце, и будет зависеть то, что увидите лично вы!