Приключения другого мальчика. Аутизм и не только

Учить легко тому, что любишь и знаешь сам, тогда это удовольствие для обеих сторон. В результате Петя получил достаточно широкие познания в архитектуре, литературе, истории, биологии, географии. В физике, химии и математике я не чувствовала себя уверенно. Я никогда не любила эти науки, поэтому и с Петей занималась ими без особого воодушевления. В объеме начальных и средних классов школы мне было легко, но, когда дело дошло до программы старших, я начала отставать от Пети и могла только предложить учебники, с помощью которых он самостоятельно осваивал теоретическую часть. Он хотел решать задачи, и мне ничего не оставалось, кроме как давать ему тесты: так я по крайней мере могла проверить его решения по ответам в учебнике. Но в конце концов серьезные занятия математикой пришлось оставить, хотя это и теперь Петино любимое развлечение. “Это приводит голову в порядок”, – объясняет он и просто так, для удовольствия, мгновенно решает несколько задач.

Однажды, когда мы только начинали заниматься по программам IAHP, 11-летний Петя оказался в комнате, где наш приятель-профессор объяснял 16-летнему сыну какой-то физический закон. Петя, который в тот период с трудом мог усидеть на месте несколько минут, открыв рот, целый час слушал эту лекцию…

Впоследствии Петя прочитал положенные по программе учебники и дополнительно предложенные книги, мы решили все задачи и тесты. Он с большим интересом смотрел появившиеся тогда видеофильмы по физике и химии. Лет в 14–15 очень хотел больше заниматься этими науками, просил наладить проведение опытов. Как-то без особой надежды спросил: “Может быть, мной заинтересуется какой-нибудь студент?” Такого студента не нашлось…

Сейчас Петя сам выбирает для чтения то, что ему интересно. Однажды попросил купить книги по астрономии, а через некоторое время заявил, что мы мало внимания уделяли философии и он хотел бы наверстать упущенное. Поля записала его на платные курсы в университете и в течение семестра раз в неделю сопровождала на лекции по истории философии.

Тут хотелось бы сказать несколько слов о критике программ IAHP. Они часто вызывают неприятие профессионалов, хотя в Институтах рады видеть специалистов и сотни медиков имели возможность прослушать лекции, наблюдать работу с семьями и видеть успехи детей, а многие родители-медики занимаются по программам с собственными детьми.

Одни специалисты упрекают Институты “за теорию”: методы-де базируются на упрощенной теории развития мозга; исследования не подтверждают, что пассивные движения ребенка, связанные с ползанием, имеют отношение к неврологической организации и что моторное развитие состоит из нескольких стадий, опирающихся на предыдущие; теория рекапитуляции (одно из названий основного биогенетического закона) в прежнем виде учеными не признается.

Повторю уже сказанное. Действительно, программы реабилитации IAHP основаны на иерархической модели функционирования нервной системы, которая была распространена в 50-х годах ХХ века, тогда как сейчас принята системная модель; в биогенетический закон внесены некоторые поправки (хотя в целом его никто не отменял). Все это так, но перед родителями стоят практические цели, и для них важнее всего результат. Если методика работает, вопросы теории второстепенны. Здесь будет уместно привести слова Гленна Домана: “Программа Институтов – это, вне всякого сомнения, совершенно неразумная программа. Я знаю дюжину или больше абсолютно разумных программ для детей с поражением мозга. Единственная проблема – они не работают. А программа Институтов часто срабатывает. Я полагаю, что разумные действия, не дающие результата, неразумны. Также я считаю, что неразумные программы, помогающие детям с поражениями мозга, являются разумными” (Doman, 1990 (1974). Р. 182).

Других критиков беспокоит не теория, а практика. Они утверждают, что методика порождает у родителей ложные надежды и подталкивает к отрицанию реальности, а занятия по программам пожирают их время, энергию, эмоции и деньги, которые отбираются у больных детей и других членов семьи. Вероятно, с точки зрения человека, у которого нет собственного ребенка, признанного безнадежным, так оно и есть. Однако хотелось бы знать: эти критики видели детей до и после программ IAHP? Если все именно так, как они считают, что заставляет тысячи семей со всего света тратить уйму денег, чтобы приезжать в Филадельфию, и годами работать по рекомендациям Институтов?