Приключения Джейкоба Фейтфула

— Я попросил бы вас, — ответил толстяк, настоящее имя которого было Уинтерботем, — помолчать, мистер Уэстерн; я не позволю говорить глупости.

— О, мистер Уинтерботем, неужели вы так скоро посеете среди нас семена раздора? Посмотрите на картины природы; послушайте, как поют птички; взгляните, как весело светит солнце, как прекрасно блистает вода. Кто может сердиться в такое утро, — сказала Титания.

— Я не сержусь, мисс, — ответил м-р Уинтерботем, — совсем не сержусь, только моя фамилия — Уинтерботем, а не Ботем. Я не согласен для удовольствия всякого надевать ослиную голову note 30, вот и все. Ботем note 31 — дно, а плоским я быть не хочу; дно же всегда плоско.

— Не всегда, сэр, — заметил Том.

— Зачем вы вмешиваетесь в разговор, мистер лодочник, — сказал сердитый господин. — Занимайтесь вашей стихией, чаще окунайте весло в воду, а сами не окунайтесь в нашу беседу.

— Хорошо, сэр, я больше не скажу ни слова, — заметил Том.

— Со мной можете говорить, — со смехом сказала Титания, которую забавляли ответы Тома.

— И со мной тоже, — прибавил Тинфойл.

Уинтерботем совсем рассердился и потребовал, чтобы его сейчас же высадили на берег, но королева волшебниц велела ему сидеть смирно, и мы продолжали влачить м-ра Уинтерботема вверх по реке.

— Нашему другу не по себе, — сказал Тинфойл, вынимая рожок, — но…

Мелодии смягчают страшный гнев, От звуков тают каменные глыбы, — продекламировал он, — а потому посмотрим, не подействует ли музыка на его чувства.

И Тинфойл заиграл какую-то арию. Уинтерботем стал еще мрачнее прежнего. Едва замолк английский рожок, как с другого ялика послышалось ответное пение флейты, м-р Уэстерн играл, как он называл, бас, просто пощелкивая пальцами. Звуки неслись над гладкой водой, возбуждая внимание многих, еще спавших после работ; судовщики прислушивались к ним. Все три ялика шли близко один от другого, и в промежутках между песнями участники пикника перебрасывались замечаниями, восхищаясь зеленью покатых берегов и прибрежных деревьев. Даже к м-ру Уинтерботему отчасти вернулось хорошее настроение, но тут же Уэстерн — по роли Пигва — испортил его, сказав:

— Вы можете играть только роль Пирама, потому что у Пирама нежное лицо. Его нужно видеть в летний день: это красивый, благородный человек, поэтому вы должны играть Пирама.

— Смотрите, чтобы я не сыграл чертовской музыки на вашей физиономии, Уэстерн, — ответил Уинтерботем.

Тут Калибан из третьей лодки заиграл на скрипке и запел:

Он сам, и сын, и маленький осленок Бежали рысью по дорожке той.

Припев к этой песне был: «Иа, иа» — подражание ослиному крику.

— Бог с вами, Ботем, Бог с вами; вот пояснение вашей натуры, — вскрикнул Пигва, посматривая на Уинтерботема.

— Прекрасно, прекрасно, мистер Уэстерн: мне не хочется опрокинуть ялик, а потому пока что вы в безопасности. Но мы сведем счеты, предупреждаю вас.

— Рабы мои, повинуйтесь! Я не хочу здесь ссор! Сомкни уста ты, Пигва, ты, Уинтерботем, удержи речь, и я, ваша королева, очарую слух ваш песней, — сказала Титания, помахивая ручкой.

Скрипач замолчал, и голос красивой актрисы полетел над водой.

Нечего говорить, что едва она замолкла, раздались восхищенные аплодисменты, и вполне по заслугам. Пели еще многие мужчины и дамы, а рожок и флейта играли в промежутках. Было очень весело.

Мы скользили мимо разнообразных берегов реки. Наконец подплыли к островку, выбранному для пикника. Общество высадилось и стало хлопотливо отыскивать удобное место. Пигва быстро ускользнул от Уинтерботема, который остался подле воды.

— Дженкинс, — сказал он человеку, прозванному Калибаном, — вы не забыли салата?

— Нет, сэр, я сам привез его. Он лежит вверху в маленькой корзине.

Уинтерботем, который, по-видимому, особенно любил салат, остался доволен этим ответом и медленно отошел от реки.

— Ну, — сказал мне Том, отирая лоб, — как я рад, что вижу все это! Жаль, что отца нет с нами; надеюсь, молодря дама опять споет.

— Вероятно, — ответил я, — ведь забава только что началась. — Но пойдем, поможем выгружать вещи и провизию.

— Вот чудное местечко для репетиций. Зеленый лужок будет нашей сценой! — закричал Пигва, обращаясь к остальным участникам пикника.

Его выбор одобрили; приготовления закипели. Корзины распаковали, и на свет появилось холодное мясо различного рода, цыплята, паштеты, всевозможные пироги, пирожки, сладости и так далее.

— Это не бутафорский пир, — сказал Тинфойл. — Куры не деревянные, и вино не заменяется жидким пивом. Банкет, который Дон Жуан дал Командору — ничто перед нашим.

— Все театральные банкеты — фарсы, — прибавил другой актер.

На траве разложили скатерть, на ней расставили тарелки, положили ножи и вилки. Дамы хлопотали так же, как и мужчины; некоторые вытирали стаканы, некоторые насыпали соль в солонки. Титания приготовляла салат, и м-р Уинтерботем, ничего не делавший, подошел к ней.

— Могу я просить у вас, как милости, не слишком мелко крошить салат? Он от этого теряет вкус.

— Какой вы любитель травы! Чистый Навуходоносор note 32! Но, если вам угодно, сэр, я послушаюсь вас.