Приключения Джейкоба Фейтфула

— Прими это спокойно, — заметил я. Барнеби пришел еще в большую ярость.

— В следующий раз тебе посчастливится больше, — продолжал я, стараясь успокоить его.

Барнеби потряс кулаками и побежал на садовую площадку, приглашая и меня за собой. Его угрозы меня не пугали, и, не желая оставаться в комнатах, я минуты через две вышел за ним.

— Золушка, где твой хрустальный башмачок? — крикнули мне мальчики, как только я вышел.

— Выходи ты, водяная крыса, — закричал Барнеби. — Выходи, сын золы!

— Иди, иди и дерись с ним, не то будешь трусом, — закричали все, начиная с № 1 и до № 62 включительно.

— Его сегодня достаточно били, — ответил я. — И ему лучше не трогать меня: я умею действовать руками.

Образовалось кольцо; в его центре очутились мы с Барнеби. Он сбросил с себя верхнее платье; я сделал то же. Он был гораздо старше и сильнее меня и уже знал, как нужно драться. Один из мальчиков, мой секундант, вышел вперед. Барнеби двинулся мне навстречу, протянул руку, и я сердечно пожал ее, думая, что все кончено, но тотчас же получил два удара по лицу — один справа, другой слева — и отлетел назад. Я ничего не понял и рассердился. У меня были сильные руки, и я пустил их в ход. Размахивая ими, точно мельничными крыльями, и нанося удары, падавшие полукругом, я каждый раз попадал в ухо противника. Он же бил прямыми ударами, и скоро все мое лицо покрылось кровью. Я выбросил руки наудачу — Барнеби ударом свалил меня. Меня подняли; я сел на колено моего секунданта, и тот шепнул: «Принимай это спокойно и бей вернее». Изречение моего отца, повторенное другим мальчиком, поразило меня, и я не забывал его в течение дальнейшего боя и, ко всеобщему удивлению, в конце победил противника. Измученный борьбой, он наконец получил два удара по ушам, зашатался, покачал головой и спросил меня — не довольно ли?

— Не отступай от него, Джейкоб, — сказал мой секундант, — и ты победишь его.

Три или четыре новых удара, направленных туда же, свалили Барнеби. Он без чувств упал на землю.

— Готово, — сказал мой секундант.

— Сделанного не поправишь, — ответил я. — Он умер.

— Что это? — закричал м-р Кнепс, проталкиваясь через толпу. За ним шла и матрона-экономка.

— Барнеби и Золушка сводили счеты, сэр, — сказал один из старших мальчиков.

Экономка подбежала ко мне.

— Хорошо, — сказала она, — если Домине не накажет этого большого малого, посмотрю, значу я что-нибудь или нет! — И она увела меня за руку.

В то же время остальные мальчики по приказанию Кнепса внесли Барнеби в дом и уложили его на постель. Позвали врача; тот нашел необходимым сделать ему кровопускание. Меня он тоже навестил и, когда я разделся, обратил внимание на мои руки.

— С первого взгляда казалось странным, — заметил он, — что этот мальчик так сильно избил своего гораздо более крупного товарища, но у него руки точно молотки. Советую, — обратился он к остальным воспитанникам, — не драться с ним, не то он когда-нибудь убьет одного из вас.

Этой части совета врача мальчики не забыли, и я скоро сделался петухом нашего курятника. Прозвище «Золушка», которое мне дал Барнеби, намекая на смерть моей матери, теперь отпало от меня, и вообще меня перестали преследовать.

Ученье мне тоже давалось, и скоро Домине стал считать меня самым способным мальчиком в школе. Не знаю, благодаря ли природной сметливости или тому, что мой мозг так долго бездействовал, я заучивал почти инстинктивно. Раз прочитав задание, я бросал книгу, так как знал все. Через полгода я понял, что под грубой оболочкой Домине в нем крылась чисто отеческая любовь ко мне. Кажется, на третий день седьмого месяца я доставил ему большое торжество и согрел его сердце. Введя меня в свой маленький кабинет, он вложил мне в руки латинский учебник, и я через четверть часа уже знал «первый урок». Отлично помню, как этот неулыбающийся человек заглянул в мои улыбающиеся глаза, раздвинул каштановые кудри, которые матрона не хотела срезать, и сказал:

— Bene fecisti, Jacob. note 5

С тех пор часто по окончании урока его глаза обращались ко мне, он откидывался на спинку кресла и просил меня рассказать все, что я помнил о моей прежней жизни, но мои воспоминания составляли только перечень впечатлений и ощущений.