Приключения Джона Девиса

Как Моисей и говорил, меня ждали. Часовой окликнул меня по-итальянски, я ответил «пассажир», и мне тотчас бросили веревочный трап. Что касается моего багажа, то его перенести было нетрудно: у меня, как у греческого философа, все было с собой. Я расплатился с гребцами, простился с Моисеем, который служил мне, правда, за деньги, но по крайней мере верно, что не всегда случается, и с проворством моряка взошел на палубу. У борта меня ждал матрос, который тотчас проводил меня в каюту.

Глава XX

Немудрено, что после приключений минувшего дня я спал плохо; лег я в три часа, а с рассветом был уже на палубе. Шла подготовка к отплытию, капитан отдавал приказания.

Капитан был уроженцем Салерно, и при первых его приказах я вспомнил, что Салерно больше славится своим университетом, чем морским училищем. Что касается экипажа, то он состоял из калабрийцев и сицилийцев. Так как «Прекрасная левантинка» предназначалась собственно для торговых перевозок в Архипелаге, то она имела вид полуторговый-полувоенный. Деталями военного оснащения корабля были два камнемета и длинная восьмифунтовая пушка на колесах, которую можно было перевозить с кормы на нос, с правого борта на левый. Впрочем, взойдя на палубу, я взглянул случайно на арсенал и нашел его в довольно хорошем состоянии: в нем было около сорока ружей, штук двадцать мушкетонов, сабель и абордажных топоров – достаточно, чтобы вооружить весь экипаж.

Часа за два до рассвета подул довольно свежий восточный ветер, очень благоприятный для нас. Все матросы собрались для поднятия якоря, пассажиры тоже вышли на палубу. Это были большей частью мелкие греческие и мальтийские торговцы.

Матросы исполнили приказ капитана с усердием, которое меня порадовало: по одному маневру можно судить, каков экипаж, по одной команде – каков капитан. Время показало, что я с первого взгляда дал правильную оценку и тому и другому. Ветер стал крепчать, марсели[41] были распущены, и все подготовлено, чтобы повернуть корабль носом к морю. Но, когда судно подошло к самому якорю, сопротивление шпиля сделалось так сильно, что матросы, вращавшие его, не только не могли продвигаться вперед, но и вынуждены были держаться изо всех сил, чтобы не податься назад. Однако дружным усилием они вырвали якорь из дна и подняли над водой. Я думал, что его тотчас поставят на место и закрепят, но, видно, капитан торопился начать какую-то другую работу, потому что он велел только зацепить якорь кат-гаком[42]. Я хотел было сказать, чтобы он прежде всего велел закончить эту работу, но, вспомнив, что я тут простой пассажир, сдержался и только пожал плечами.

В эту минуту кто-то заговорил со мной по-гречески, я обернулся и увидел юношу лет двадцати или двадцати двух; он был красив, как античная статуя, но глаза его лихорадочно блестели, и он кутался в плащ, хотя солнце, которое уже взошло, сильно пекло.

– Извините, – ответил я по-итальянски, – я не знаю греческого языка. Не говорите ли вы по-французски, по-английски или по-итальянски?

– А, виноват, – отозвался он, – я по платью принял вас за земляка.

– Увы, я не грек, – улыбнулся я, – я англичанин, путешествую ради удовольствия и ношу греческое платье, потому что оно удобнее и красивее нашей западной одежды. Я не понял, что вы мне говорили, но догадываюсь, что вы о чем-то спрашивали; я готов вам ответить.

– Я действительно задавал вам вопрос. Мы, дети Архипелага, с малых лет привыкли перебираться с одного острова на другой и поневоле знакомы с морем, потому плохо исполненный маневр никогда не ускользает от нашего внимания. Я заметил, что и вы тоже недовольны капитаном, и спросил, не моряк ли вы; хотел попросить вас объяснить, в чем именно состоит ошибка.

– Дело вот в чем: поскольку корабль уже пошел, то якорь надо бы поставить на место и закрепить, а капитан велел лишь зацепить его кат-гаком, он должен бы велеть по крайней мере вынуть вымбовки[43]. Если кат-гак обломится, то якорь упадет в море, шпиль начнет вертеться в обратную сторону, и вымбовки полетят нам на ноги.

Юноша хотел было что-то сказать, но закашлялся, и я увидел, кровь на его платке.

– Не могли бы вы, – проговорил он, наконец, – сказать об этом капитану?

– Уже поздно, берегитесь! – крикнул я, схватив молодого грека за руку и оттащив его за бизань-мачту.