Приключения Джона Девиса

Маневр был тут же исполнен. «Прекрасная левантинка», вместо того чтобы идти с попутным ветром, замедлила свой ход и повернулась к фелуке бортом. Пираты, идя на парусах и веслах, зацепились своим бушпритом[47] за бакштаги нашей бизань-мачты, и суда так сильно столкнулись, что часть нашего борта обломилась. В ту же минуту, будто суда воспламенились от удара, поднялось облако дыма, раздался ужаснейший гром, и «Прекрасная левантинка» содрогнулась до самого киля: пираты выпалили из своих двенадцати орудий. К счастью, я успел крикнуть: «Ложись!» Все, кто бросились ничком, остались в живых, прочих сразила картечь. Потом, встав в дыму, мы увидели, что пираты, как демоны, спускаются с рей и перескакивают со своей палубы на нашу. Тут уж нечего было командовать – я бросился вперед и топором разнес череп первому, кто мне попался.

Невозможно описать подробности этой страшной сцены, всякий дрался сам по себе и насмерть. Я отдал свои пистолеты Апостоли, потому что он был слишком слаб и не мог орудовать ни топором, ни саблей. Я бросился вперед, как безумный, чтобы найти смерть в бою, но каким-то чудом за четверть часа не получил ни одной раны. Вдруг на меня налетели два пирата: одному было лет восемнадцать, другому – около сорока. Махая топором, я задел ногу молодого человека, он вскрикнул и упал. Избавившись от одного, я бросился на другого. Но тот одной рукой ухватился за мой топор, другой нанес мне в бок удар кинжалом, который, к счастью, попал прямо в мой пояс, наполненный золотом. Опасаясь повторения удара, я обхватил его поперек тела, быстро окинул взглядом наш корабль и, видя, что пираты побеждают, закричал: «Пора!» Апостоли побежал к кормовому трапу.

Пират был силен, но я искусен в борьбе, как древний атлет. Никогда братья, встретившись после долгой разлуки, не обнимались так крепко, как мы, чтобы задушить друг друга. В борьбе мы оказались на том месте, где борт обломился, когда суда столкнулись, и оба упали в море, так что никто не заметил.

Очутившись в воде, я почувствовал, что руки пирата разжимаются. Я тоже, увлекаемый врожденным чувством самосохранения, выпустил своего противника, нырнул и вынырнул уже в нескольких шагах за кормой «Прекрасной левантинки». Я удивлялся, что она еще не взлетела на воздух. Зная Апостоли, я нисколько не сомневался в том, что он исполнит мой приказ. Подождав несколько секунд и видя, что ничего не меняется, я подумал, что, верно, с бедным моим приятелем что-то случилось. Пираты завладели судном. Уже начинало смеркаться, я воспользовался этим, чтобы укрыться от них, отплыв подальше. Я плыл, сам не зная куда и повинуясь инстинкту, руководствуясь которым человек всегда старается отдалить минуту смерти, хоть и не надеется остаться в живых. Но потом я вспомнил, что в ту минуту, когда у нас переломилась мачта, мы находились недалеко от островка Нео – он, как мне казалось, был милях в двух к северу. Я повернул в ту сторону и, чтобы пираты меня не видели, плыл сколько мог под водой, выныривая только для того, чтобы перевести дух. Однако, несмотря на все мои предосторожности, две или три пули, подняв подле меня брызги, доказали, что пираты обратили на меня свое внимание. К счастью, эти пули пролетели мимо, а вскоре я был уже вне досягаемости.

Положение мое было незавидным. Я проплыл бы две мили, если бы море было спокойно, но буря усиливалась, волны становились все выше, гром грохотал над моей головой, молнии, извиваясь, как огромные змеи, озаряли гребни волн голубоватым светом. Притом мне ужасно мешала мокрая одежда, она так и тянула меня ко дну. Через полчаса я почувствовал, что начинаю слабеть и непременно погибну, если не освобожусь от этого груза; я повернулся на спину, и неимоверными усилиями мне удалось разорвать шнурок и избавиться от части платья. Я ободрился и поплыл быстрее.