Приключения Джона Девиса. Капитан Поль

– А ты, – отвечал дервиш, – ты тигр эпирский, волк Тибелинский, шакал янинский. Ковры, по которым ты ступаешь, обагрены кровью твоих братьев, детей, жен, на каждом шагу ты попираешь могилы существ, созданных по подобию Божию и обвиняющих тебя в своей смерти, а между тем, визирь Али, ты еще не сделал ничего подобного тому, что сделал теперь, даже и тогда, когда ты утопил в озере семнадцать матерей и двадцать шесть детей. Горе тебе, визирь Али: ты поднял руку на мусульман, которые теперь обвиняют тебя у престола Божия! Льстецы славят твое могущество, и ты им веришь, твои невольники говорят тебе, что ты бессмертен, и ты им тоже веришь. Горе тебе, визирь Али! Потому что могущество твое разлетится, как прах. Горе тебе, потому что дни твои сочтены, и ангел смерти ждет только мановения божьего, чтобы поразить тебя! Вот что я хотел сказать. Горе, горе тебе, визирь Али!

Несколько минут продолжалось страшное молчание, и все ждали с беспокойством, думая, что наказание будет соразмерно оскорблению. Но Али снял с плеч горностаевую свою шубу и бросил ее на плечи дервишу, сказав:

– Возьми эту шубу и молись за меня Аллаху, ты прав, старик, я точно великий, презренный грешник.

Дервиш сбросил шубу с плеч, как будто боясь оскверниться прикосновением к ней, обтер о нее ноги и удалился сквозь толпу, которая безмолвно, с трепетом расступалась, чтобы пропустить его…

В тот же вечер Али дал мне обещанный пропуск и конвой, и мы пустились в путь через всю Ливадию.

Глава XXXIV

Два албанца из моей свиты, состоявшей всего из пятидесяти человек, провожали лорда Байрона в этом же самом путешествии и очень хорошо помнили дорогу. Мы пустились по тому же самому пути, по которому он ехал, потому что это был ближайший путь. Обыкновенно это путешествие длится двенадцать дней, но албанцы, которые не знают усталости, обещали доставить меня на место за восемь. На другой день по выезде мы ночевали уже в Вонеце, то есть прошли за два дня около ста двадцати пяти верст.

Хотя я устал от дороги и думал только об одном, однако же взял лодку, чтобы переправиться через залив и побывать в Никополисе. Ветер был благоприятный, и лодочники говорили мне, что мы поспеем туда часа за два, но что назад надо идти на веслах и, следовательно, подольше. Однако я об этом нисколько не беспокоился: в лодке под моим плащом мне все было лучше, чем в жалкой комнате, в которой я оставался.

Побродив по развалинам Никополиса, я лег в лодку и закрылся плащом. Гребцы налегли на весла, лодка полетела по волнам, как запоздавшая морская птица, и мы вскоре прибыли обратно в Вонецу, древний Акциум.

Тогда было два часа ночи, но, несмотря на усталость, мне не хотелось спать, потому что меня тревожило какое-то страшное беспокойство. Я разбудил своих албанцев и спросил, готовы ли они пуститься в путь, вместо ответа они вскочили и собрали свое оружие, мы сразу же пустились в путь, надеясь поспеть в тот же день во Врахури, древний Фермас. Часов через пять после того мы остановились позавтракать на берегах Ахелоя. Отдохнув часа два, мы переправились через реку в том самом месте, где, по преданию, Геркулес одолел быка, и вступили в Этолию.

Часа в четыре мы снова принуждены были сделать привал: люди мои чрезвычайно утомились, но, отдохнув часа с два, они снова в состоянии были пуститься в путь. Часов через десять мы добрались до деревни Врахури. К несчастью, войти туда было уже нельзя: ворота были заперты, поэтому нам пришлось ночевать в чистом поле. Беда была не велика – ночь была прекрасная, светлая. Хотя уже начался сентябрь, но у нас не было съестных припасов, а после утомительного пути сытный ужин был для нас необходим. Двое из моих албанцев, как серны, бросились к пастушьим хижинам, висевшим на краю пропасти, и через несколько минут вернулись: один из них нес горящую сосновую головню, а другой тащил на плече козу. За ними шли пять или шесть горцев, они несли овцу, хлеб и вино. Все сразу же принялись за работу, одни зарезали козу и овцу, другие разложили два огромных костра, третьи нарвали лавровых ветвей, чтобы употребить их вместо вертелов, и через несколько минут овца и коза уже жарились. Горцы помогали нам, и я, заметив, что они с жадностью посматривают на гомерический ужин, который сами нам доставили, пригласил их поесть вместе с нами. Они без церемоний согласились. Я велел раздать им и своим людям несколько мехов с вином. Это произвело свое действие. Горцы в знак благодарности принялись плясать. Мои албанцы, несмотря на усталость, не вытерпели, присоединились к ним, и круг, состоявший прежде только из восьми горцев, сделался огромным хороводом, который быстро вертелся вокруг костра. Один из плясунов пел военную песню, прочие хором повторяли припев. Время от времени они падали на колени, потом вскакивали и снова начинали кружиться.

Пение и пляска продолжались до тех пор, пока поспели овца и коза. Потом начался ужин, который нам, голодным, показался чрезвычайно вкусным, затем мы все улеглись спать.