Приключения Джона Девиса. Капитан Поль

Капитану прежде всего пришло в голову, что эти семеро негодяев, которые, как известно было всему экипажу, не слишком ненавидели джин, загулялись, засидевшись за столом в какой-нибудь таверне, и что их придется в наказание продержать часа три-четыре на грот-вантах. Но когда капитан Стенбау сообщил лейтенанту это некоторого рода извинение, внушенное добротой, тот с сомнением покачал головой. И так как ветер, дувший с земли, не принес вестей об отсутствующих, то почтенный капитан, при всей своей снисходительности, должен был согласиться с лейтенантом Борком, поняв, что это дело довольно важное.

Такие происшествия нередко случаются на английских военных кораблях: матросы часто получают на судах Индийской Компании места, гораздо выгоднее тех, которые иногда насильно навязали им господа лорды адмиралтейства. Между тем, когда приказано выйти в море и надо при первом благополучном ветре сняться с якоря, ожидание добровольного или принужденного возвращения отсутствующих невозможно. В этих-то случаях применяется замысловатый способ – насильственная вербовка, которая состоит в том, что команда отправляется в какую-нибудь таверну и забирает столько людей, сколько нужно, чтобы пополнить недостающее число. Но так как при этом принуждены брать первого попавшегося, а в числе наших семи негодяев было человека три или четыре очень хороших матросов, то капитан решился сначала приложить все силы, чтобы захватить их.

В английских портах, в самом городе или в окрестностях, в окрестных деревнях всегда есть несколько «заведений», которые называются тавернами, а между тем служат убежищем дезертирам. Так как эти дома известны всем экипажам, то подозрения падают на них, когда на корабле обнаруживаются сбежавшие, и сыщики отправляются прежде всего туда. Содержатели этих домов, зная, что они всегда подвержены таким воинским набегам, принимают все возможные предосторожности, чтобы скрыть виновных от поисков. Это настоящая контрабанда, в которой таможенники очень часто бывают обмануты. Борк так был уверен в этой истине, что, хотя командовать подобной экспедицией было не его делом, а обязанностью кого-нибудь из младших офицеров, он принял это на себя и сделал нужные распоряжения, которые были утверждены капитаном.

Утром созвали пятнадцать самых старых матросов «Трезубца» и в присутствии капитана и лейтенанта составили своего рода совет, в котором, против обыкновения, мнения младших имели больше веса, чем мнения старших. В подобном случае матросы знают гораздо больше офицеров, и хотя управлять экспедицией должны, конечно, последние, но сообщать нужные сведения могут только первые. Результатом совещания было то, что виновные, по всей вероятности, скрываются в таверне «Зеленый Эрин», которую содержит ирландец по имени Джемми, в деревне Уоллсмит, милях в восьми от берега. Решено было отправить экспедицию в эту сторону.

Потом сделано предложение, которое должно было упрочить успех предприятия, – послать вперед какого-нибудь удальца, который бы постарался разведать, где скрываются беглецы: они, верно, уже знали, что «Трезубец» готовится выйти в море и что их ищут, и потому, конечно, приняли свои меры.

Но это было нелегко сделать: матрос, который бы взялся за это, дорого бы потом поплатился, а офицера, как бы он ни переоделся, Джемми или беглецы непременно узнают. Совет был в большом раздумье, но лейтенанту Борку вдруг пришла мысль поручить это дело мне: я только что поступил на корабль, меня никто не знает, и, следовательно, если я хоть вполовину так умен, как утверждает добрый капитан, то мне несложно будет с успехом исполнить поручение. Вот почему капитан Стенбау спрашивал меня, найду ли я деревню Уоллсмит, и потом велел мне ожидать приказаний от Борка.

Часов в пять пришли сказать, что лейтенант ждет меня в своей каюте. Я сразу же пошел к нему, и он, рассказав мне, без всяких приготовлений, в чем дело, вынул из сундука матросскую рубашку, шаровары и куртку и велел мне надеть их вместо моего мичманского мундира. Хотя роль, которую назначили мне в этой трагикомедии, была очень неприятна, однако я принужден был повиноваться. Борк говорил именем дисциплины, а известно, как она строга на английских кораблях, притом лейтенант, как я уже рассказывал, был не такой человек, чтобы выслушивать возражения, даже самые почтительные. Поэтому я, не делая бесполезных замечаний, снял мундир и, благодаря широким шароварам, красной фланелевой рубашке, синему колпаку и природным моим наклонностям, сразу же принял вид негодяя, необходимый для успешного выполнения возложенной на меня роли.