Приключения Эмиля из Леннеберги

Итак, жизнь на хуторе Катхульт шла своим чередом. Зима прошла, наступила весна. Эмиль, как водится, частенько сидел в сарае. В остальное же время он играл с сестренкой Идой, скакал на Лукасе, возил молоко в город, дразнил Лину, болтал с Альфредом и с утра до вечера озорничал. Он так преуспел в этом, что к маю на полке в сарае стояли уже сто двадцать пять смешных деревянных человечков.

У Альфреда, хоть он и не озорничал, тоже были свои огорчения. Он никак не мог решиться поговорить с Линой и твердо ей сказать, что вовсе не намерен на ней жениться!

— Пожалуй, мне все же придется тебе помочь, — сказал как-то Эмиль, но Альфред и слышать об этом не желал.

— Это надо сделать очень осторожно, — отвечал он. — Чтобы ее не обидеть.

Альфред был из тех, кто и мухи не обидит, поэтому он искал способ как можно более вежливо высказать Лине все, что накипело у него на душе. Но в один прекрасный вечер, в понедельник, в начале мая, когда Лина сидела на крылечке и, как всегда, ждала его, он решил, что момент для объяснения настал. Он выглянул во двор из окна своей каморки и громко крикнул:

— Эй, Лина! Я давно собираюсь сказать тебе одну вещь!

Лина смущенно засмеялась. Она подумала, что Альфред наконец собрался с духом сказать ей то, что она так давно ожидала от него услышать.

— Что, милый Альфред? — спросила Лина нежным голосом. — Что ты хочешь мне сказать?

— Вот мы с тобой толковали тут насчет женитьбы… Слышь, что ль?.. Так вот… Плевать я хотел на это дело с высокого дерева…

Да, именно так и сказал Лине бедняга Альфред, и ужасно, что мне приходится повторять тебе эти слова, потому что меньше всего я хочу учить тебя грубым выражениям — ты и без меня их знаешь предостаточно. Но ты должен иметь в виду, что Альфред всего-навсего неграмотный парень из Леннеберги и с него другой спрос. Он думал-думал и не смог придумать ничего более учтивого и вежливого. Вот и все.

Но Лина, оказывается, ни капельки не обиделась.

— Ах ты бедненький, тебе плюнуть захотелось? — сказала Она. — Так полезай на высокое дерево!..

И тут Альфред ясно понял, что ему никогда не удастся отбиться от Лины. Но в этот вечер ему все же хотелось быть свободным и счастливым, и он отправился с Эмилем на озеро ловить окуней.

Вечер был такой прекрасный, какие бывают только весной в Смоланде. Цвела черемуха, пели дрозды, звенели комары, окуни отлично клевали. Эмиль и Альфред сидели рядышком и глядели на поплавки, которые покачивались на сверкающей водной глади. Они почти не разговаривали — им было и без того хорошо. Так сидели они с удочкой в руках, пока не зашло солнце, а это значит — до утра, потому что было время белых ночей и утро начиналось сразу же, как только закатывалось солнце. Потом они шли домой. Альфред нес в ведерке пойманных окуней, а Эмиль свистел в дудочку, которую Альфред ему вырезал из тростника. Шли они по лугу, тропинка вилась между березками, уже одетыми нежно-зеленой листвой. Эмиль так громко свистел в дудочку, что сонные дрозды подскакивали на ветках. Вдруг он умолк и вынул дудочку изо рта.

— Знаешь, что я завтра сделаю? — спросил он.

— Небось уж что-нибудь да выдумал! — сказал Альфред. Эмиль снова приложил дудочку к губам и засвистел еще пронзительнее. Он шел, свистел и напряженно о чем-то думал.

— А я и сам не знаю, — вдруг сказал он. — Я никогда не знаю заранее, что буду делать потом…

…Ты уже убедился, что во всей Леннеберге… Нет, во всем Смоланде… Нет, пожалуй, во всей Швеции… А может быть, кто знает, даже во всем мире нет мальчишки, который шалил бы и проказничал больше, чем Эмиль. Правда, он стал, когда вырос — это ты тоже знаешь, — председателем сельской управы. Бывают же на свете чудеса, ведь никто себе и вообразить такого не мог! И все же, честное слово, он стал председателем сельской управы и самым уважаемым человеком во всей Леннеберге. Из этого случая легко сделать вывод, что из самых отпетых мальчишек могут со временем вырасти отличные люди. Приятно так думать, не правда ли? ТЫ, конечно, согласишься со мной, потому что ты, наверное, тоже немало озорничаешь, ведь верно? Неужели я ошибаюсь?

У мамы Эмиля, которая записывала все его проделки в синие школьные тетрадки и прятала их в ящик комода, в конце концов скопилось столько тетрадей, что ящик едва можно было открыть. Многие тетради измялись, разорвались, но все они сохранились, кроме тех трех, которые Эмиль попытался отдать своей учительнице. Но так как она наотрез от них отказалась, Эмиль разобрал эти тетрадки по листочкам, сделал бумажные кораблики, пустил всю флотилию по ручью, и больше их никто никогда не видел.

А учительница никак не могла понять, почему она должна взять у Эмиля какие-то исписанные тетрадки.

— Зачем они мне? Объясни! — допытывалась она.

— Чтобы учить детей не быть на меня похожими, — не задумываясь, ответил Эмиль.

Да, да. Эмиль отлично понимал, какой он скверный мальчишка, а если когда-нибудь и забывал, то Лина никогда не упускала случая ему это напомнить.