Приключения Эмиля из Лённеберги

– Без ружарика и кепарика не пойду! – закричал Эмиль и заметался по комнате в поисках этих двух предметов первой необходимости. Наконец всё было найдено, и он помчался к сараю так прытко, что рубаха на нём трепетала, словно флаг на сильном ветру.

Ты, конечно, помнишь, что в сарае Эмиль отсиживал всякий раз, когда попадался с какой-нибудь шалостью. Мама сразу же задвинула засов, чтобы он не вырвался на волю. А сам он заперся изнутри, чтобы к нему никто не проник. Так что все предосторожности были соблюдены. Мама считала, что необходимо уберечь Эмиля от гнева отца.

Эмиль думал то же самое. Поэтому он заперся, уселся на бревно и стал вырезывать из деревянной чурочки очередного смешного человечка. Ты ведь уже знаешь, что этим делом он занимался всякий раз, когда его в наказание запирали в сарай. Уже девяносто семь человечков аккуратно стояли на полке, прилаженной вдоль стены сарая. Эмиль с удовольствием разглядывал свои маленькие деревянные скульптуры и думал, что не пройдёт много времени, как их накопится здесь целая сотня, а это уже кое-что! Вроде юбилея!

«Тогда я устрою здесь, в сарае, пир на весь мир, но приглашу одного только Альфреда», – решил Эмиль, сидя на бревне с перочинным ножиком в руках.

Издалека до него доносились крики отца, но вскоре они смолкли. Потом вдруг раздался какой-то тонкий, пронзительный визг. И Эмиль испугался, почему-то решив, что это визжит сестрёнка Ида, но тут же вспомнил, что сегодня было решено заколоть свинью. Конечно, это визжала свинья. Для неё 28 число оказалось таким несчастливым… Впрочем, не для неё одной.

К обеду Эмиля выпустили на свободу. Не успел он войти на кухню, как к нему бросилась сияющая сестрёнка Ида.

– А на обед будут па́льты!.. У нас на обед будут пальты!.. – вопила она.

Спорим, ты не знаешь, что такое п-а-ль-ты! По виду это что-то вроде больших клёцок, но они бурого цвета и начинены кусочками свиного сала. А по вкусу напоминают кровяную колбасу, только в тысячу раз вкуснее. Вот что такое пальты!

Мама стояла у кухонного стола и мешала в глиняной миске тесто для этих самых пальтов, и вода кипела в кастрюле на печке, чтобы их варить. Значит, на обед и вправду будут эти бурые клёцки, похожие на кровяную колбасу, только в тысячу раз вкуснее.

– Спорим, что я съем восемнадцать пальтов, – расхвасталась маленькая Ида, хотя, поглядев на неё, трудно было предположить, что она справится и с одной половинкой.

– Чего зря спорить, – сказал Эмиль. – Папа тебе всё равно не позволит… Кстати, где он?

– Лежит во дворе, отдыхает, – ответила Ида.

Эмиль поглядел в кухонное окно, увидел, что в самом деле отец его лежит на травке как раз под окном, и удивился: обычно он отдыхал после обеда, сидя в кресле.

«Сегодня, видно, он очень устал, – подумал Эмиль. – Человек, попавший в мышеловку, наверное, всегда так устаёт».

Эмиль сразу же заметил, что у папы обута только одна нога. Но Эмиль знал, что его папа славится своей бережливостью – он, может быть, решил с сегодняшнего дня снашивать подмётку только на одном башмаке, а на другом беречь. Но потом Эмиль разглядел на большом пальце босой папиной ноги ужасный кровоподтёк. И тогда он всё понял. Эта проклятая мышеловка так стукнула папу по пальцу, что теперь он не может надеть на ногу башмак. Эмилю стало стыдно, что своей дурацкой охотой на крысу он причинил папе боль, и ему захотелось тут же сказать папе что-нибудь очень приятное. Он помнил, что пальты – самое любимое папино блюдо, и потому, схватив со стола миску с тестом для пальтов, высунулся с ней в окно.

– Гляди, пап, – радостно крикнул он, – что у нас сегодня на обед! Пальты!

Папа не спеша сдвинул шляпу, которой прикрыл лицо, и мрачно взглянул на сына. Было ясно, что он всё ещё не забыл про мышеловку. И Эмилю ещё больше захотелось во что бы то ни стало хоть чем-нибудь порадовать папу.

– Ты только погляди, сколько тут в миске теста! – И он чуть ли не весь высунулся из окна, вытянув перед собой тяжёлую миску…

Ты верно сообразил! Эмиль не удержал миски! Она выскользнула у него из рук, перевернулась в воздухе, и всё тесто, приготовленное для пальтов, шмякнулось прямо на голову папе, который, как ты уже знаешь, отдыхал на траве под окном.

– Б-л-у-р-п! – только и произнёс папа, потому что вряд ли кто-нибудь на свете сможет произнести что-нибудь другое, когда у него и глаза, и рот, и нос густо залеплены жирным тестом для пальтов. Папа разом вскочил на ноги и, несмотря на кляп из теста во рту, взревел так страшно и громко, что, наверное, было слышно на самом дальнем конце Лённеберги. Миска плотно сидела у него на голове, словно шлем викинга, а с его носа медленно стекало густое тёмное тесто.

Как раз в этот миг из прачечной вышла Крёсе-Майя. Она промывала там свиные кишки для набивки колбас. Когда она увидела папу Эмиля с лицом, залитым тёмной кровавой массой, то завизжала не своим голосом и со всех ног бросилась в деревню разносить эту страшную весть.

На визг Крёсе-Майи из коровника выбежала Лина, увидела папу Эмиля и завопила как оглашенная:

– Караул! Этот разбойник пристукнул своего отца! Беда! О-о-о!