В исконности праславянского Перуна, казалось бы, сомнений быть не может. Возьмем любой пример, скажем, если индоарии называют своих богов «девами», никому и в голову не придет выводить этих самых «дев» окольными путями из слов сходного значения валлонского или румынского языка, все соглашаются, что «девы» – это и есть индоевропейское «деива». Со славянскими теонимами, да и не только с ними, дело значительно сложнее: приходится каждый раз доказывать очевидное и в доказательствах не нуждающееся, ибо раз некто провозгласил, что никаких славян до III–IV вв. н. э. не было, то, следовательно, не могло быть у них и слов, вышедших непосредственно из общеиндоевропейского котла словесного. Такая логика приводит к совершенно нелепым объяснениям. Пример такового приведу.
Ряд исследователей с самым серьезным видом утверждают, что никакого «перуна» у славян не было и быть не могло. Это даже при том, что славянское «перунъ» реконструировано и не вызывает сомнений. По мнению этих исследователей, Перун происходит не от славянского «перун» и, тем более, не от пра-индоевропейского «Перун(т)», а от готского «фьергуни», что означает «гора». Исходя из их логики, мы могли бы с полным основанием утверждать, что и хеттское «перуна» – «скала» произошло от готского «фьергуни», а может, и прямо от имени матери героя германо-скандинавской мифологии Тора, которую звали Фьоргун. Со славянами исследователи обошлись круто, решительно. Так что ж с хеттами медлят? Смущает, наверное, тот факт, что последние имели дело с «перунами» и всеми производными от них задолго до появления на свет племени готов?
Мы не будем уподобляться тем, кому по самым различным причинам может не очень нравиться славянский род и его мифология. Ибо, что есть, того трудно не видеть. Славянский Перун не просто тождествен праиндоевропейскому Перуну, но это именно и есть индоевропейский Перун в своем развитии. Лингвистически наиболее близок ему балтийский Перкунас. Удивительного ничего в этом нет: славяне и балты – соседи, а в не столь уж и давнем прошлом одна балто-славянская общность, сохранявшая самые древние поверья индоевропейцев.
Близок и хеттский Пирва-Перва. Иначе и быть не могло: хетты проживали во II тысячелетии в Малой Азии, а, как мы уже знаем, в Малую Азию образы божеств и их теонимы приходили в менее измененном виде, чем, скажем, в Средиземноморье с его «громокипящим» этническим «кубком».
Уже не столь узнаваем древнеиндийский Парджанья или – что значительно точнее англизированного варианта – Парчанья. Божество туч, дождя, грома, он лишь одна из ипостасей «тысячеглазого» Индры.
Очень близок прусский Паркунс. Но о нем мало известно.
На примере этого теонима мы видим, что индоевропейский корень в самом первичном варианте сохранился наилучшим образом в местах расселения балто-славян. С отдалением от этого ареала постепенно утрачивается созвучие. Но если оно еще сохраняется в какой-то мере при удалении на восток или юго-восток, то при перемещении на запад и юг практически утрачивается. Германское «тор» уже довольно-таки далеко от исходного, если вообще имеет к нему какое-либо отношение. Кельтское «таран-ас» похоже на нечто промежуточное между германским и славянским звучаниями, но все равно далековато. Мы еще вернемся к этой корневой основе 'т-р-' и разберемся, что к чему.
Сейчас же скажем: постепенно, у нас на глазах вычерчивается некоторая местность, точнее, ее контуры, из которой исходит архаика и лингвистическая и мифологическая. Говорить что-либо конкретное пока нельзя, так как эта вычерчивающаяся родина-область могла быть и вторичной, и третичной и т. д., ведь народы перемещались. И все же мы видим, что довольно-таки четкая западная граница «непроникновения архаики» определилась. Все же не будем спешить.
Но попутно разберемся с германскими женскими божествами. Следов Фьоргун или Фиергун на востоке мы не найдем, их нет ни у славян, ни у балтов. Но если мы примем направление распространения теонима не с запада на восток, а с востока на запад, сразу же выстроится очень впечатляющая цепочка, лишенная надуманности и искусственности. С Перуном связано Перуново капище – Перынь, располагающееся на возвышенности, «горе». Существуют предположения, что Перынь – это некое женское божество, жена, любовница Перуна, то есть, «принадлежащая Перуну». Учитывая ее отношения к возвышенности, а также определенные свойства народов приспосабливать перенимаемые чужие словообозначения к своему языку, что также именуется «народной этимологией», можно предположить, что слово «Перынь» было осмыслено как Пергынь (гыни) – «гора». Все это соответствует подобным переходным процессам. Вот и выстраивается логичное и взаимоувязанное: Перынь – Пергынь-Пергинь – фергынь – Фиоргуни-Фьоргуни – Виргини(а) – Вирджиниа. Последние три перехода общепризнаны. Не противоречат законам лингвистики и первые. Во всяком случае, это единственное на сегодняшний день объяснение, не противоречащее логике и имеющимся данным.