«Приключения, фантастика» 1994 № 06

Сначала оно метнулось к развалинам зданий, под их укрытие. Но потом поняло, что укрытия эти хороши от пуль, но не от снарядов — засыпет так, что не выберешься из-под обломков! И оно припало к земле, огляделось. Метрах в шести, во немного левее, чернело что-то похожее на дыру, овраг или яму. А может, это был вход в подвал. Чудовище не стало выяснять, оно осторожно, вжимаясь в перемешанные глину, щебень, песок, поползло в сторону укрытия.

На этот раз разорвалось сразу два снаряда — один справа, другой позади. Осколки пронизали нижнюю конечность, плечо. Одним, особо крупным, оторвало наполовину левое среднее щупальце — оно извивающейся змеей взмыло в воздух, на какой-то миг застыло почти над самой головой, потом шлепнулось вниз безжизненным обрубком. Чудовище отвернулось. Но оно ползло вперед. Тихо, осторожно, распластываясь, казалось, до невозможности, но ползло.

Следующая партия снарядов взметнула вверх столбы щебня и пыли, когда Чудовище уже сидело в полуподвальной заросшей мхом дыре и задумчиво рассматривало культю щупальца. Кровь удалось остановить сразу, культя на глазах покрылась твердящей, подсыхающей коркой. От огромного психического усилия Чудовище чуть не потеряло сознания, но приходилось идти на такие вещи, ведь если бы кровь хлестала струей, как сразу после ранения, оно истекло бы ею в первые же минуты, тогда конец. Отрастет щупальце не раньше, чем через две недели. Но и это было не столь важно. Сейчас надо было разобраться — кто нападает, откуда, какие силы у противника и где можно отыскать место для прорыва. Рассчитывать на пощаду и снисхождение не приходилось.

Чуть передохнув, Чудовище высунуло голову наружу. Снова просвистел над нею снаряд. Вдобавок воздух разодрало пулеметными очередями.

Тогда Чудовище решило сделать проще. Оно приподняло голову на уровень поверхности, не высовываясь, и вытянуло на гибком длинном стебельке один глаз — получилось что-то наподобие перископа. Видно было очень плохо, во все же кое-что удалось рассмотреть. В трехстах метрах от развалин стояли семь больших бронированных колесных машин. Колеса они имели почти шарообразные, неимоверно толстые, с выпуклым резным протектором — по восемь колес на каждую. И все же машины были довольно-таки приземистыми. Плоские башенки, из которых торчали стволы орудий и пулеметов, почтя не возвышались над броней.

Но это было не все. С другой стороны, к тому же гораздо ближе, метрах в полутораста, среди чахлых желтых кустиков стояли еще четыре точно таких же машины, возле которых в открытую, ничего не страшась, прогуливались семь или восемь туристов в скафандрах, с трубками в руках.

Но самое страшное было то, что в небе, наводя «гончих» на жертву, зависли две тарахтелки.

Чудовище глубоко и прерывисто задышало, выгоняя остатки ядовитого газа из легких. Слезы почти не текли из глаз, правда, их еще пощипывало, покалывало, особенно тот, что был вытянут перископом вверх. Но что же делать, приходилось терпеть.

— Держись, малыш! — еле слышно прозвучало в мозгу. — Держись сам! Мне что-то совсем плохо, вот-вот загнусь, не успеваю даже следить за тобой и этими охотничками… Но ты ничего не бойся. Рассчитывай, Биг, на себя. Ну, а будет сложный момент, может, смогу собраться, может… если не окочурюсь до того. Совсем плох стал, малыш.

— Ты сам держись! — ответило вслух Чудовище. — Еще не хватало, чтоб ты, Отшельник, из-за меня загнулся! Нет уж, не надо, мне все равно подыхать, обложили.

— Ну-у, как знаешь, — прозвучало будто из бесконечного туннеля, еле слышно, глуховато-призрачно.

— Ничего, мы еще поглядим! — сказало опять вслух Чудовище. И было непонятно, к кому оно обращается.

Летающая тарахтелка, одна из двух, сорвалась с места, стала прямо на подвал заходить, но высоты пока не снижала. Заурчали моторы броневиков. Пешие туристы взобрались на броню, размахивали трубками. Трое из них постоянно водили отверстиями каких-то штуковин, лежавших у них на плечах, должно быть хотели запечатлеть всю облаву на память. Чудовище знало, как это делается, но оно не знало ни техники съемки, ни даже того, как назывались эти штуковины. И сейчас им не владело любопытство. Надо было что-то срочно предпринимать.

Но мозг успел отметить — вот же гнусные создания! им мало просто убить, растерзать, им надо еще и заснять все это, чтобы потом любоваться, чтобы смаковать! чтобы показывать детям и женам — вот, дескать, какие мы герои! вот с какой жуткой тварью совладали! гордитесь нами! любите нас! таких героев поискать! ай да мы!!! Внутри что-то перевернулось от омерзения. Но эта перемена не расслабила, наоборот, она придала сил.

Броневики приближались — эдак неторопливо, надменно, как будто были не железными банками, набитыми всякой дрянью, а живыми существами. Стволы орудий, будто горделивые носы, были задраны вверх.