«Приключения, Фантастика» 1995 № 01

— Быть по сему, — молвил князь решительно, — если благодаря твоей помощи татары не возьмут Китеж, я исполню твою просьбу.

Родомир поклонился:

— Прими мою благодарность, княже. И помни, ты дал слово при Перуновом посланце.

Придерживая птицу, вцепившуюся когтями в его плечо, Родомир еще раз поклонился и вышел.

Князь осенил себя крестным знамением и кликнул гридня, охранявшего дверь:

— Позови отца Никифора. Да поспеши…

Отец Никифор выслушал князя внимательно, спокойно, речь повел издалека — вспомнил и Андрея Первозванного, и Владимира Крестителя, и волхвов, предсказавших рождение Христа. Вспомнил восстание язычников Ходоты, жестоко подавленное Владимиром Мономахом. Долго и складно рассуждал о значении церкви, о важности ее помощи князьям, о чудотворных иконах…

В конце концов Глеб не выдержал:

— Совета твоего прошу, отче! Я и сам православный, но если и впрямь поможет Родомир?! — он покосился на разбитое окно.

— Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых, — сухо ответствовал священник, — но, ежели согласишься с язычником, забудь о блаженстве. Незамолимый грех. Едино лишь заступничеством Христовым спасется Китеж. Давно ты, княже, в храме божьем не был, вот и поддался искушению диавольскому. Сегодня после вечерни побеседуем, сын мой, — не слушая князя, отец Никифор удалился.

Глеб подошел к окну, хмуро глядел на город, полускрытый вьюгой. Метель затихала, открывая уже клонившееся к закату солнце. Так, стоя у окна, князь дожидался благовеста в Успенском соборе, созывающего православных к вечерне.

В церковь он пошел пешком; прислушиваясь к скрипу снега под ногами, вспоминал слова деда — Всеволода Великого: «Голос у колоколов погромче княжеского…» Сегодня Глеб хорошо понял смысл этих слов.

… В морозной дымке вставало над Китежем солнце, чистое золото его лучей звенело в хрустальном воздухе, сияло на крестах церквей, высекало льдистые искры из щитов и кольчуг, горело на шеломах ратников, на лезвиях мечей. Город изготовился к бою.

На просторном дворе детинца Родомир вкопал за ночь четыре столба и привязал к ним ноги принадлежавшей пленнику лошади. Сам татарин, накрепко прикрученный к седлу, вращал узкими черными глазами, с ужасом наблюдая за действиями волхва, — тот деловито обкладывал коня и всадника дубовыми и березовыми поленьями, охапками носил бересту. Кричать пленник не мог — Родомир предусмотрительно заткнул ему рот.

Все это Глеб видел из окна пустой сейчас трапезной — Родомир просил, чтобы никто не заходил на двор во время волхования. Князь с любопытством наблюдал за невиданным языческим священнодействием и представлял грядущее неприятное объяснение с отцом Никифором. Увлеченный жертвоприношением и своими мыслями, князь даже не сразу услыхал городской набат.

Набатный колокол бил гулко и тревожно, раскатистое эхо летало над Китежем, запутываясь в узких улочках, отражаясь от бревенчатых стен.

— Пришли, — угрюмо произнес воевода. Он стоял на стене рядом с воротной башней, окруженный несколькими мечниками. По крутой лестнице на стену поднялся Глеб.

На противоположном берегу Светлояра появились первые татары, их низкорослые лошади вязли в снегу, взрывали грудью сугробы и выносили своих всадников на озерный лед, очищенный ночным ветром. Черная волна неудержимо накатывалась из леса, расползалась по льду многоголовым месивом.

Глеб встал рядом с воеводой, сжимая рукоять меча. На лице князя застыла спокойная уверенность, ратники и горожане искоса поглядывали на него и, радуясь бесстрашию князя, степенно переговаривались:

— Не так страшен черт…

— Ров вот только неглубокий, а стены надежны…

— Половцев бивали и этих одолеем…

Двести ратников и полторы тысячи вооруженных горожан ждали нападения. Среди ратников было несколько рязанцев, проничей и ижеславичей из рязанской дружины, которым князь поручил оборону воротной башни. Уже побывавшие в сече с татарами, они хорошо понимали, что город обречен, но спокойно готовились к бою, ничем не выказывая своих нерадостных мыслей.

Двумя темными потоками конница степняков окружала Китеж, отсекала город от мира. Кольцо замкнулось, татары спешивались, тащили наспех сколоченные осадные лестницы. Из их рядов выскочил всадник в половецком доспехе, осадил коня у ворот и, задрав голову в лисьей шапке, закричал:

— Непобедимый хан Чельгир обещает вам жизнь, если…

Князь Глеб повелительно взмахнул рукой, коротко свистнули стрелы, впились в грудь и лицо половца. Испуганный конь метнулся в сторону, унося за собой запутавшегося ногой в стремени мертвеца.

Оглушительно завопив, осыпая Китеж стрелами, татары бросились на приступ. Перебросив через ров обтесанные стволы деревьев, выдвинув лестницы, полезли на стены. Падали, пронзенные русскими стрелами, летели вниз с раскроенными черепами, заливали снег дымящейся кровью, но лезли вновь и вновь. Отчаянно рубились китежане, висел в воздухе железный лязг оружия, крики умирающих смешивались с визгом степняков, летели ввысь, в чистое равнодушное небо…