— Да, именно почти! Но я вернусь точно в этот день и этот час. И вот тогда мы или начнем! Или… разойдемся. Я не могу иначе, потому что после этого часа у меня уже не будет времени на другие дела. Ты все понял?
— Я понял, — коротко ответил Цай ван Дау. И протянул черный кубик Ивану. — Оружие я принесу потом, когда ты скажешь. Но учти, люди не могут больше ждать.
— Никто ждать не будет. Даже ты не успеешь отсюда вернуться в бункер. Я ухожу надолго. Но вернусь я через секунду. Жди!
Иван сжал черный кубик в ладони, поднес к виску. И исчез.
Цай опустился на корточки, привалился к стене. Он знал — возврата в исходное место не будет. Он знал и другое, если Иван не вернется, ему сидеть в этой серой камере до конца дней своих.
Тьма мгновенно окутала его. Иван оцепенел. Что-то случилось, прав был карлик, прав, его тело утратило возможность перемещаться в структурах Невидимого спектра. Он просто провалился в Ничто! Он не выбрался из палаты-камеры, но он ушел в черную пустоту, периферийную пустоту Невидимого спектра. Надо пробовать еще!
Иван с силой сжал ледяной кристалл, вдавил его в переносицу.
Поле! Широкое, светлое поле! Густая зеленая трава. Одинокая раскидистая береза, свисающие, отягощенные густой листвой ветви. Облака, белые, идущие чередою облака. Он настолько явственно вообразил эту картину, что в ушах прозвучали будто с того света слова покойного священника, сельского батюшки, друга-собеседника: «Человеку нечего делать во Вселенной! На Земле должен творить он дела свои и растить продолжателей дел своих. Не ходи туда… не ходи! Во мраке и пустоте нет Бога!» Как давно это было! Теперь батюшка лежит в земле сырой. А Иван еще не выяснил, кто его спровадил с белого света, все некогда, все торопился куда-то. Он вспомнил, как они лежали на этой траве под высоким небом, усеянным белыми облаками и спорили, спорили, спорили… Если ретранс работает в нормальном режиме, его должно немедленно выбросить прямо там, под березой… Но нет, Иван ударился обо что-то во мраке, застонал, пахнуло сырым, предгрозовым ветром, повалило наземь. Он нащупал руками колкую траву, ощутил холод росы. Но это было что-то непонятное, будто аппарат пытался выполнить приказ, но натыкался на нечто незримое, мешающее. и выходило ни то ни се. «Не прельщайся, не гонись за горизонтом! Все, что человек способен понять и постигнуть, есть в нем самом! Не ходи туда…» Вот так! Как и всегда! Одни заклинают: «не ходи!» Другие крестят в дорогу: «иди, и да будь благословен!» А вокруг тьма беспроглядная!
Ивана наконец вышвырнуло прямо под березу. Он сильно ударился плечом. Зарылся лицом в траву. Его окатило ледяным, бьющим наотмашь ливнем. Ураганный ветер переворачивал, не давал встать. Неужели он вырвался?! Это просто чудо. Вырвался, а то, что сейчас в чистом полюшке непогода, это не беда, и не под такими ливнями бывал, перетерпит.
Иван снова попытался встать. И снова его швырнуло наземь. Что же это?! Нет, на Земле нет таких ветров, что собьют его с ног! Или настолько он ослаб в заточении, за двенадцать дней беспамятства?! Все может быть. Главное, он вырвался. Ошибся несчастный Цай, ошибся. И снова ураганным порывом его так ударило о ствол, что он в кровь разбил лицо. Буря. Странная буря! Он обхватил ствол руками, замер. По ладоням ползло что-то липкое, скользкое, противное. Это не капли дождя, и не шлепки размокшей земли. Он плотнее прижался к стволу… ощутил, что тот дышит, прогибается под его руками. Ствол был живой словно гадрианское дерево!
Иван отпрянул, замер на миг. И тут же повалился в холодную и мокрую траву. Его понесло по полю — кубарем, кувырком, понесло с непонятным, страшным ускорением в далекую черную воронку. Это было уже чем-то неземным — полетом, точнее, падением в пропасть, в бездну. И когда Иван явственно ощутил нереальность всего происходящего, перед его глазами высветилась малиновая точка. Проклятье! Он сразу все понял. Теперь он знал, куда его несет! Но он совсем не собирался туда, в треклятое Осевое измерение, населенное призраками! Малиновый Барьер! Клокочущее пламя неслось на него стеной… нет, это он со скоростью, превышающей скорость света, падал в это безумное пламя. Господи, спаси и помилуй! Сколько же можно?! И зачем?! Иван вдавливал в висок черный кубик ретранса — приказывал, молил, просил, стенал… но ничто не помогало. Его несло в Осевое.
На этот раз все произошло очень быстро. Языки пламени вырвались вперед, приняли его в геенну огненную, от адской боли заломило затылок, полыхнуло неживым пламенем. И пропало.
Он сидел в молочном, белесом тумане. Осевое! Столбовая дороженька Пространства. И кладбище миров! Метил в рай, а попал в ад.