Приключения Филиппа в его странствованиях по свету

— У васъ доброе сердце. Это не вы это сдлали. Я знаю, кто это сдлалъ. У ней всегда былъ ужасный характеръ. Я и теперь еще не могу простить ей, какъ она мучила эту бдную Луизу, которая умерла. Бдная страдалица! Элиза не отходила отъ ея постели и мучила её до послдняго дня. Видали вы, какъ она обращалась съ служанками въ Индіи?…

— Не говорите ничего боле. Мн извстенъ характеръ моей жены. Богу извстно, что я страдалъ довольно! сказалъ генералъ, повсивъ голову,

— Не-уже-ли вы намрены совсмъ ей уступить? Я говорила Мэку вчера: „Мэкъ, не-уже-ли онъ намренъ уступить ей совсмъ? Въ Военномъ списк лтъ имени человка храбре Чарльза Бэйниса, а моя сестра Элиза совершенно управляетъ имъ“. Нтъ, если вы захотите поставить на своёмъ, я знаю по опытности, что Элиза уступитъ. Вдь вамъ извстно, Бэйнисъ, что у насъ много было ссоръ.

— Конечно, я знаю, сознался съ улыбкой генералъ.

— Иногда она одерживала верхъ, а иногда и я, Бэйнисъ! Но я никогда не уступала, какъ вы, безъ борьбы, никогда, Бэйнисъ! И мы съ Мэкомъ приходимъ въ негодованіе, когда видимъ какъ вы уступаете ей.

— Полно, полно! Я думаю вы доказывали мн часто, что я подъ башмакомъ у моей жены, сказалъ генералъ.

— И вы уступаете не только за себя, но жертвуете вашей милой дочерью, бдной страдалицей…

— Молодой человкъ нищій! вскричали генералъ, закусивъ губы.

— Чмъ были вы, чмъ былъ Мэкъ, когда мы внчались? Кром жалованья у насъ было немного? Мы жили какъ могли, любя другъ друга, слава Богу! А вотъ теперь мы никому ничего не должны, а у меня еще сейчасъ будетъ и новая шляпка!

— У васъ доброе сердце, Эмили! сказалъ генералъ.

— И у васъ доброе сердце, Чарльзъ, и я намрена обратиться къ нему и предлагаю…

— Что?

— Я предлагаю…

Но тутъ они попали въ такую толпу, что намъ уже никакъ нельзя было слышать ихъ разговоръ.

Но разговоръ Бэйниса съ его свояченицей можно угадать изъ того разговора, который происходилъ потомъ между Шарлоттой и ея тёткой. Шарлотта не вышла къ обду: она была слишкомъ слаба. Хорошій бульонъ и крылышко цыплёнка подали ей въ ея комнату, гд она лежала цлый день. За десертомъ, однако, мистриссъ Мэк-Гиртеръ взяла прекрасную кисть винограда и румяный персикъ и отнесла это къ племянниц. Свиданіе ихъ слдуетъ описать подробно, хотя оно происходило безъ свидтелей.

Съ того самаго вечера, когда происходила ссора, Шарлотта знала, что тётка на ея сторон. Взгляды мистриссъ Мэк-Гиртеръ и выраженіе ея добраго, пригожаго лица, говорило двушк о сочувствіи. Миссъ Шарлотта уже не блднла, не бросала сердитыхъ взглядовъ, а могла даже сказать шутя:

— Какой чудный виноградъ! Вы врно сняли его съ вашей шляпки!

— Что же это не не съла твоего цыплёнка, моя милая? Какая добрая эта баронесса! Я люблю ей. Какіе прекрасные обды она даётъ; не понимаю какъ она можетъ за эти деньги?

— Она была очень-очень добра во мн; я люблю её всмъ сердцемъ! вскричала Шарлотта.

— Бдняжечка! у насъ у всхъ есть свои испытанія, а твои начались, душа моя!

— Да, тётушка.

— Моя милая, когда мы ходили съ твоимъ папа покупать шляпку, мы имли большой разговоръ о теб.

— Обо мн, тётушка?

— Онъ не хотлъ взять мама, онъ хотлъ идти со мной одной. Я догадываюсь, что онъ хочетъ поговорить о теб; и какъ ты думаешь, что онъ сказалъ? Милая моя, ты была слишкомъ здсь взволнована. Вы съ своей мама, вроятно, будете въ несогласіи нсколько времени. Она будетъ таскать тебя по баламъ и вечерамъ и представлять теб изящныхъ кавалеровъ.

— О! я ихъ ненавижу! вскричала Шарлотта.

Бдный Гели Уальсингэмъ! чмъ онъ заслужилъ ненависть?

— Не мн говорить дочери про мать. Но ты знаешь, у твоей мама своя манера. Она захочетъ, чтобы ты ей повиновалась; она не дастъ теб покоя; она всё будетъ твердить своё. Ты знаешь, какъ она говоритъ о… объ одномъ молодомъ человк? Если она увидитъ его, она будетъ съ нимъ груба. Твоя мама можетъ бывать иногда груба — это я должна сказать о моей родной сестр. Пока ты останешься здсь…

— О, тётушка! тётушка! не увозите меня отсюда! не увозите меня отсюда! вскричала Шарлотта.