– Этим утром мы долго беседовали с Маренго один на один. Могу пересказать, о чем шла речь, слово в слово, но вряд ли ты услышишь что-то для себя новое. Их секреты – чушь собачья. – Тем не менее я выложил Релвею все подробности разговора с Маренго, так, на всякий случай. А потом поинтересовался у Блока: – Этот я, который не я… Что ему было нужно?
– Он пытался уговорить дежурного надзирателя, чтобы тот отпустил Садлера с Краском. А надзиратель, олух, уши и развесил… Будь эта парочка в состоянии ходить, их бы след давно простыл. Но надзиратель явился ко мне с просьбой предоставить транспорт. Я припомнил, что тебя в городе нет, и спустился выяснить, в чем, собственно, дело. Оборотень понял, что прокололся, и удрал прежде, чем мы успели его схватить.
– Значит, мои добрые друзья по-прежнему у вас?
– А куда они денутся? Камеры под завязку забиты. Правда, на меня давят с Холма, требуют отпустить всех, кто так или иначе замешан в событиях прошлой ночи.
– А как там Джеррис Дженорд? Удалось вам его расколоть? Я нашел доказательства его связи с оборотнями. – Или с неким посредником между оборотнями и человеколюбцами; эта версия мне самому казалась наиболее правдоподобной. Вряд ли Дженорд намеренно причинил зло Вейдерам. И вряд ли он сознательно помогал оборотням проникнуть в дом. Скорее, он был пешкой, которую передвигали таким образом, что любой ход непременно влек за собой малоприятные последствия для окружающих. Вполне возможно, он в конце концов сообразил, за кого его держат, и именно запоздалым раскаянием и объясняется его состояние в ту ночь, когда с ним повстречались Тай и бедняга Ланс.
– Мы еще его не допрашивали, – сказал Релвей. – Некогда было. Хлопот полон рот.
Однако за мной проследить он не забыл, хорек этакий.
– Могу я с ним поговорить?
– Погоди, позову ребят, и вместе сходим.
– Я не собираюсь вырывать ему ногти. Всего-навсего хочу пару вопросов задать.
– Если за твоей спиной буду я, со щипцами в руках, у него быстрее язык развяжется. Не беспокойся. Вмешиваться я не стану.
Релвей – это Релвей. Ему интересно все: и какие вопросы я буду задавать Дженорду, и что Дженорд мне ответит.
Ну и ладно.
– Тогда пошли.
Когда мы вошли в камеру, Дженорд спал, но мгновенно проснулся и сел, дико оглядываясь по сторонам. Камера у него была на редкость омерзительная, словно из кошмаров спятившего палача. С другой стороны, ему не приходилось ни с кем ее делить. А в прочих камерах узники в буквальном смысле сидели на головах друг у друга.
– Удобно? – справился я. – Я заглянул посмотреть, как о тебе заботятся. – Дженорд изменился; и перемена эта в парне, которого сунули в Аль-Хар, была несколько неожиданной: он словно заматерел, взгляд сделался ледяным. Коммандос в натуре. Как говорится, с кем поведешься – топором не вырубишь: наякшался с оборотнями и тоже превращаться стал.
Мой вопрос остался без ответа.
– Я вот что подумал, – сказал я Релвею. – Как по-твоему, оборотни знают, что мы его поймали?
– Наверняка. Тот, который за тебя сойти пытался, видел Дженорда, когда Краска с Садлером навещал.
– То есть, если он что-то знает, его попытаются либо выкрасть, либо успокоить навсегда? – Обоим – и Релвею, и Дженорду – почудилось, будто они понимают, куда я клоню. Но я поспешил развеять их предположения. – А если мы его выпустим? Что решат его дружки?
– Что он их продал, – немедленно отозвался Релвей. – Мне это нравится. И место освободится, а то камера на одного по нынешним условиям – чересчур вольготно. Да и на еде сэкономим, а то корми его, пока судья не приговорит к виселице. Сам знаешь, мы на бюджете. Кого содержим, за того и отчитываемся.
Можно подумать, я ему поверю! Блок мне кое-что рассказывал о том, как финансируют Стражу.
Я повернулся к Дженорду.
– Братство Волка состоит из бывших коммандос, так? А оборотни – Черные Драконы Вальсунга – воевали в Кантарде. Наемная элита. Небось, вы с ними на фронте спелись? – Помолчав, я высказал мысль, которая давненько не давала мне покоя: – Или вас свел Слави Дуралейник?
Маска безразличия на какой-то миг спала с лица Дженорда. Глаза его расширились, снова сузились. Он кивнул.
– Да, Дуралейник за всем стоит.
– Врет, – театральным шепотом сообщил Релвей.
– Думает, что врет, – поправил я. – Точнее, думал, а теперь гадает, не оставили ли его с носом. – Дженорд и впрямь выглядел так, словно засомневался в своих неведомых хозяевах.
Мне показалось, он хотел что-то сказать, но передумал. Выбрал молчанку, как самое безопасное. Что ж, я его понимаю. Он ведь не главный и потому должен верить в своих боссов. Верить в то, что они его спасут.
Коммандос в этом отношении похожи на морскую пехоту. И те и другие своих в беде не бросают.
Я сказал об этом Релвею. Тот выпятил подбродок: дескать, пусть только попробуют.
Итак, имен мы не услышали, бесспорных доказательств не нашли, зато теперь знаем твердо, что между шайкой Дженорда и оборотнями существует некая связь. Остальное я надеялся выяснить в поместье Маренго.
– Подержите его еще немного, чтоб у меня было время рассказать о нем в паре-тройке мест. А потом выпускайте.