— Снова оправдываешься! Запомни, парень, все остальные оправдываются перед Меченосцем, он же — никогда. Будь высокомернее, этого от тебя и ждут. Сказал бы «сорок миль», чтоб уж наверняка. Мне ходьбы хватило — лошадей возьмем. Верхом умеешь?
Готфрид скривился: что, гном его вовсе за недотепу держит?
— Умею. Но Катиш, должно быть, в осаде, если еще не пал.
— И прекрасно! Лучшее убежище от врага — у него за спиной: через плечо заглядывать можно, пырнуть исподтишка, если надо. И не смотри так кисло. Коли выжить хочешь, при мече или без, заруби себе на носу: на войне все средства хороши! Станешь играться в благородного рыцаря — выпотрошат, как курицу.
Тьма скрыла вентимильский лагерь, оставив лишь россыпь костров — словно звезды опали с неба.
— Тайс, глянь! — Готфрид указал на запад. — Комета!
— Снова, — вздохнул гном и, чертыхнувшись, забормотал себе под нос: — Скверно будет, ох скверно.
— Перед Войной Братьев тоже ведь появлялась?
Как ни странно, Рогала ответил:
— Да. Эта самая, дьявол ее побери! Дел будет — не разгребешь. Ладно, думаю, пора навестить наших дружков у деревни.
— Кажется, я сейчас не слишком — то гожусь на роль конокрада. Устал, ослаб. Поспать бы, — сказал Готфрид, а душу будто льдом сковало — ведь вернутся кошмары.
— Да ты бодрствовал всего ничего! Что ж, ладно. Все равно лучше дождаться, пока они улягутся.
Готфрид бухнулся оземь. Последнее, что он увидел: Рогала на корточках, силуэт исполинской жабы в свете костров. Блики огней догорающей деревни плясали в гномьей бороде стайкой светляков. Но смотрел проводник не на деревню, а на небо.
Интересно, гном когда — нибудь устает? Он же не спал ни разу с тех пор, как пробудился Великий меч. Может, ему и вовсе не присущи слабости простых смертных?
Жуткие видения пришли в той зыбкой рваной дреме, какая отделяет сон от бодрствования. Готфрид с детства привык управлять ею, додумывать мечты, превращая их в грезы, направлять, изменять, вызывать снова. Но кошмар не подчинялся. Темный охотник все близился, тянулся, догонял. Мерзкое, отталкивающее и одновременно жалкое, изголодавшееся существо рвалось к самому рассудку. Знакомая тварь.
Ба! Да это дух из тела мертвого вождя! Он жил и жаждал новой плоти — его плоти. Юноша вскочил, озираясь.
— Тайс!
Рогала исчез. Готфрид поднялся и кинулся сквозь кусты.
Гном вынырнул из сумрака.
— Тише! — прошипел он. — Пригнись!
— Он пришел за мной! Он все ближе! Он уже почти внутри! — Готфрид едва не кричал, сам себя не слыша.
Рогала пресек истерику пощечиной — перепуганный юнец плюхнулся наземь и потер лицо. Сильно, однако.
— А теперь объясни спокойно, — приказал гном.
Парень рассказывал, едва сдерживаясь.
— Чего раньше — то молчал?
— А ты бы помог?
— Нет. Но время было бы, пока эта тварь еще не слишком опасна. Ладно, отложим на потом, сначала с делами закончим. Я осмотрелся: там всего двадцать три человека, магов нет. Тыловики во главе с ленивым сержантом. Трех часовых выставили, я о них уже позаботился.
— Значит, легко добудем лошадей!
— Лошади подождут. Добендье голоден и слаб. Он изнемогает после встречи с вождем, его покормить надо.
— Тайс, я не могу.
— Что?
— Не могу спящих резать.
— Спящих — самое то. Они ж в ответ не бьют! Или ты забыл, кто они такие? Может, как раз эти молодцы твою мать мучили! К тому же нам не только кони нужны. Ты разве есть не хочешь? Мальцы твоих лет жрут за десятерых.
Об этом едва ли стоило напоминать: Готфридов желудок разве что не скребся о хребет, но убивать ради еды… Настолько он еще не оголодал. Конечно, вентимильцы — звери. Но брать с них пример, лишать жизни вот так, в темноте… Впрочем, почему нет?
— Парень, кончай с соплями. Если не справишься с чепухой в голове, из — за нее без головы и останешься. В этом мире закон один: око за око, зуб за зуб. Ты глянь на вентимильцев — уж такие они благородные, слов нет.
— Я не хочу уподобляться им!
— А чем ты сейчас от них отличаешься? Ты такой же человек. Есть люди — овцы и люди — волки. Овцы, по — твоему, лучше и морально чище из — за того, что позволяют себя жрать? Ну уж нет. Захватчики эти исключительно расчетливы. Не знаю, чего они добиваются, но за дело взялись серьезно.
После гном выдал лекцию о великих прагматиках древности. Готфрид слушал вполуха: его воротило от столь убогих философствований. Да и говорил проводник все тише: лагерь был уже близко.
Вдруг ледяной призрак снова коснулся рассудка, и юноша поспешил за Тайсом. Тем временем тот, наконец нащупав нужные слова, заговорил про Анье. Готфриду немедленно представилось, как над ней издеваются, а Рогала все тыкал и тыкал в больное место. Молчун, а умеет разбередить. Меченосец злился помимо воли. Ярость, презрение, жажда мести — как немного надо, чтоб растревожить человека.
Эмоции эмоциями, но губить спящих… Лучше уж попросту лошадей увести, то — то сюрприз будет.
Однако без смерти той ночью не обошлось. Сонный вентимилец выбрался из палатки по нужде и уткнулся в Готфрида. Воин мгновенно проснулся, выпучил от страха глаза, раскрыл рот, но закричать не успел.