Приключения Гекльберри Финна [Издание 1942 г.]

— Вот, Джим, ты уверяешь, что говорить о мертвецах и трогать змеиную шкуру опасно, так как это приносит несчастье. Когда я взял в руки недавно змеиную шкуру, ты кричал, что это принесет нам большое несчастье, — и какое же с нами случилось несчастье? Мы нашли восемь долларов и весь этот хлам. Желал бы я, чтобы с нами случались каждый день такие несчастья.

— Это еще ничего не значит, милый Гек! Это ровно ничего не значит! Еще рано смеяться. Придет беда, вспомни Джима, придет беда!

Беда и вправду пришла. Говорили мы об этом во вторник, а в пятницу после обеда мы лежали на вершине холма и покуривали наши трубочки. Вдруг у нас нехватило табаку. Я побежал в пещеру за новым запасом и у самого входа наткнулся на гремучую змею. Я тут же убил ее палкой, затем свернул ее, как живую, и положил в ногах Джимовой постели. Мне хотелось испугать его и вдоволь посмеяться над ним. Ладно. Потом я и думать позабыл о змее. А когда вечером мы пришли в пещеру и Джим растянулся на своем одеяле, его ужалила самка убитой змеи!

Джим с воплем вскочил, и первое, что мы увидели при свете зажженной свечи, была змея, готовая ужалить еще раз. Я сейчас же убил ее, а Джим схватил отцовскую бутыль и поспешно стал тянуть из нее водку.

Джим был босой, и змея укусила его прямо в пятку.

Во всем виноват был, конечно, один я. Всякий ребенок знает, что где оставишь мертвую змею, туда непременно приползет ее самка или самец, а я, глупая голова, забыл про это! Джим велел мне отрубить змее голову и бросить ее, а кожу со змеи снять и зажарить ему кусок змеиного мяса. Я исполнил его приказание, он съел зажаренную змею и сказал, что это ему поможет. Потом я должен был снять гремушки с змеиного хвоста и привязать их ему к кистям рук, так как, по его словам, это тоже помогает от укуса. Затем я потихоньку выбрался вон и бросил другую змею в кусты. Джим не должен был знать, что я причина несчастья.

Джим тянул да тянул из бутылки, точно ребенок из рожка. По временам он вскакивал и прыгал с воем, как бесноватый, на одной ноге, и когда приходил в себя, то опять прикладывался к бутыли. Ступня его страшно распухла, да и вся нога тоже. Наконец водка произвела свое действие, и я надеялся, что Джим спасен. Но если бы змея укусила меня, я предпочел бы погибнуть, чем напиться пьяным, как отец.

Четыре дня и четыре ночи пролежал Джим в постели. Затем опухоль стал понемногу спадать, и он встал здоровехонек. С тех пор я дал себе клятву никогда не дотрагиваться до змеиной шкуры — довольно уж натерпелся я страху.

Дни проходили за днями, и река вошла обратно в свои берега. Мы сняли шкуру с одного кролика, нацепили его на большой рыболовный крючок, найденный нами в плавучем доме, и забросили удочку. На крючок попался огромный сом, ростом с человека, шести футов длины, а весом больше двухсот фунтов. Конечно, мы не могли вытащить на берег такую громадину, так как она стащила бы нас в воду. Вот мы сидели и терпеливо ждали, пока сом не умаялся досмерти. В его желудке мы нашли медную пуговицу, какой-то круглый комок и множество всякой дряни. Когда мы разрубили комок топором, то нашли в нем катушку. Джим решил, что она долго пробыла в рыбе, так как успела затвердеть и превратиться в шар. Это была самая большая рыба, которую когда-либо вылавливали в Миссисипи. Сколько бы за нее дали в городе! Там эту рыбу продают по фунтам; мясо у нее белое, как снег, и очень вкусное, особенно в жареном виде.

На следующее утро я встал невеселый и, чтобы немного развлечься, решил поехать за реку и посмотреть, что там делается. Джим одобрил мой план, только посоветовал спокойно дождаться темноты, а главное, быть осторожным. Затем он сказал, что недурно было бы мне для этого путешествия одеться девочкой, воспользовавшись найденными нами в плавучем доме женскими платьями и шляпой. Мне эта идея тоже понравилась. Мы укоротили одно из платьев, я засучил по колена штаны и надел платье. Джим застегнул мне его сзади на спине, и вышло отлично. На голову я напялил старый капор с огромными сборками спереди и завязал его под подбородком. Лица моего из-под такого пышного убора почти совсем нельзя было разглядеть. Джим уверял, что никто в мире не мог бы меня узнать, даже и при дневном свете. Целый день я проходил в этом необычном для меня наряде, чтобы попривыкнуть к нему, и к вечеру уже довольно сносно освоился с ним, только Джим заметил мне, что походка у меня совсем не такая, как у девочки, да еще вот что: нельзя поднимать юбку, чтобы засовывать руки в карманы штанов. Я принял его слова к сведению, и вышло гораздо лучше.

Джим застегнул мне платье.