Приключения Гекльберри Финна [Издание 1942 г.]

Недели через три все пришло в полный порядок. Рубаха была послана еще раньше, запеченная в пироге, и всякий раз, как крыса легонько укусит Джима за ногу, он напишет что-нибудь на рукаве рубахи, покуда еще свежи «чернила». Перья мы смастерили, надписи выдолбили на жернове, ножку кровати распилили надвое, а опилки съели, и от этого у нас жестоко разболелись животы. Мы уж думали, что все трое помрем, да ничего, обошлось! Я еще не видывал таких неудобоваримых опилок. Зато, как я уже говорил, вся работа была исполнена добросовестно. Мы порядком-таки измучились, особенно Джим.

Мы съели опилки.

Старик Фелпс раза два писал на плантацию под Новым Орлеаном, чтобы наконец пришли взять беглого негра, но ответа не получал, потому что такой плантации не существовало. Он решил опубликовать о Джиме в газетах Сент-Луи и Нового Орлеана.

Когда он упомянул о газетах, меня бросило в холодный пот, я понял, что нельзя терять времени. Том согласился со мной, только, говорит, теперь вся остановка за анонимными письмами.

— Это еще что такое? — спросил я.

— Предостережения коменданту и тюремщикам, что затевается недоброе; это делается разными способами. Постоянно кто-нибудь шпионит кругом и доносит коменданту тюремного замка. Вот когда Людовик XVI собирался улизнуть из Тюильри, об этом донесла одна служанка. Это очень хороший способ. Анонимные письма — тоже недурно. Мы употребим и то и другое средство. Обыкновенно делается так, что мать узника меняется с ним одеждой, остается за него в тюрьме, а он убегает в ее платье. Так мы и устроим.

— Но послушай, Том, к чему же предупреждать кого-нибудь, что мы затеваем? Пусть они сами догадаются, это уж ихнее дело.

— Да, я знаю; только на этот народ нельзя положиться: они с самого начала предоставляли нам полную свободу. Они такие доверчивые и простодушные, что ничего, пожалуй, не заметят. Если мы не предупредим их, никто нам и не подумает мешать, и после всех наших трудов бегство сойдет гладко, без всяких приключений, как по маслу. Что же в этом хорошего?

— По-моему, — возразил я, — так бы лучше.

— Вздор! — воскликнул он с досадой.

— Впрочем, я не стану спорить. Делай, как знаешь, мне все равно. Как же нам быть с этой служанкой? Откуда ее взять?

— Служанкою будешь ты. Ступай ночью и стащи платье у негритянки.

— Но, Том, поутру она поднимет страшный гвалт, ведь у нее платье всего одно!

— Знаю, но тебе оно понадобится лишь на четверть часа — только снести анонимное письмо и сунуть его под дверь.

— Ладно! Но разве не мог бы я снести письмо в моей собственной одежде?

— Тогда ты уже не будешь похож на служанку.

— Правда, но никто ведь и не увидит в потемках, на кого я буду похож.

— Это не имеет значения. Нам нужно одно: исполнить свой долг добросовестно и не заботиться о том, увидят ли нас или нет.

— Ну, хорошо, не сердись, я буду служанкой. А кто будет матерью Джима?

— Я. Стащу на время платье у тети Салли.

— Значит, тебе придется оставаться в чулане, когда Джим убежит?

— Ненадолго. Я набью соломой платье Джима, чтобы изобразить его переодетую мать, а Джиму передам платье тети Салли, и мы удерем вместе.

И вот Том написал анонимное письмо, а я стянул ночью платье у негритянки, нарядился в него и сунул письмо под входную дверь, как велел мне Том. Вот что было написано в этом письме:

«Остерегайтесь! Готовится беда! Держите ухо востро.

Неизвестный Друг».

На следующую ночь мы наклеили на входную дверь картинку, которую Том нарисовал кровью — изображала она череп и скрещенные кости, — а на следующую ночь прилепили изображение гроба на дверь черного хода. Домашние пришли в ужас, до того все перетрусили, как будто весь дом полон привидениями, которые скрываются во всех углах и стонут. Хлопнет дверь — тетя Салли вскочит с перепугу и кричит «о!» Упадет что-нибудь на пол — опять вскрикнет «о!» Тронете вы ее нечаянно — вскрикнет «о!» Ни на что она не могла смотреть прямо, и на месте-то ей не сиделось — все мерещилось, что кто-то стоит позади, так что она беспрестанно вертелась и вскрикивала «о!» Спать ложиться она боялась, сидеть по вечерам тоже боялась. Том говорил, что дело удалось отлично. Он и не ожидал, чтобы так великолепно все вышло. «Ну, а теперь, — говорит, — примемся за самую главную штуку!» И вот на другое утро, едва рассвело, у нас готово было другое письмо; только мы не знали, что с ним делать, потому что накануне за ужином хозяева сказали, что на всю ночь поставят у каждой двери по негру. Том спустился по громоотводу и пошел высматривать, что делается вокруг дома. У черного хода негр заснул. Том сунул ему письмо за шиворот. Вот что было написано в этом письме: