Приключения Гекльберри Финна (пер. Ильина)

— Да все же! Как будто у вас тут много чего происходит! О том, как мы беглого негра освободили — я и Том.

— Милость господня! Освободили беглого… Что это бедное дитя говорит? Боже, Боже, у него опять рассудок мутится!

— Ничего у меня не мутится! Я знаю, о чем говорю. Это мы освободили его — мы с Томом. Задумали освободить и освободили. Да как красиво все проделали!

И начал он рассказывать, и тетя Салли ни разу его не перебила, только смотрела на Тома во все глаза, не мешая ему похваляться, да и я мигом понял, что мне даже и пытаться слово вставить не стоит.

— Подумайте сами, тетушка, какая это была работа — недели работы, час за часом, каждую ночь, пока все вы спали. Нам же пришлось и свечи украсть, и простынку, и рубашку, и ваше платье, и ложки, и жестяные тарелки, и столовые ножи, и медную грелку, и жернов, и муку, — конца-края не видать, — вы и вообразить не можете, сколько трудов пошло на изготовление пил и перьев, на надписи, на то, на другое, и не можете даже вполовину представить себе, как это было весело. А пришлось еще гробы рисовать и все остальное, и писать ненанимные письма от грабителей, вставать по ночам и спускаться по громоотводу, и рыть подкоп, и веревочную лестницу вязать, и запекать ее в пирог, и посылать Джиму ложки и прочие инструменты в кармане вашего передника…

— Милость Господня!

— …и поселить в хибаре крыс, змей и другую живность, чтобы у Джима компания была, а потом вы продержали здесь Тома с маслом в шляпе так долго, что у нас едва все не сорвалось, потому что, когда фермеры прибежали к хибарке, мы из нее выбраться еще не успели, пришлось спешить, а они услышали нас и погнались за нами, и я получил пулю, а после мы соскочили с тропы и пропустили фермеров мимо себя, а когда прибежали собаки, мы их не заинтересовали, собаки на шум понеслись, а мы добрались до нашего челнока и поплыли к плоту, и оказались вне опасности, и Джим стал свободным человеком, и все это мы сделали, только мы — ну разве не роскошь, тетушка?!

— Отродясь ничего подобного не слышала! Стало быть, это вы, мелкие вы пройдохи, учинили все безобразия, от которых у нас ум за разум заходил, вы перепугали нас только что не до смерти! Так и хочется выдрать вас обоих сию же минуту. Подумать только, я места себе не находила ночь за ночью, а вы… Ну погоди у меня, вот только поправься, маленький ты негодяй, тогда я из вас обоих душу вытрясу!

Однако Тома распирала такая радость и гордость, что остановиться он не мог, и продолжал молоть языком, а тетя Салли то и дело перебивала его, изрыгая пламя и дым, и делали они это одновременно, точно кошки на ихнем молитвенном собрании и, наконец, она говорит:

— Ну ладно, можешь наслаждаться вашими похождениями, сколько душе твоей угодно, но смотри у меня, если я тебя хоть раз вблизи от него поймаю…

— От кого? — сразу посерьезнев, удивленно спрашивает Том.

— От кого? От беглого негра, конечно. А ты думал, от кого?

Том грозно взглянул на меня и говорит:

— Том, ты же сказал, что с ним все в порядке, так? Разве он не скрылся?

— Он? — переспрашивает тетя Салли. — Это негр-то беглый? Никуда он не скрылся. Его опять сюда привели, живого-здорового, и сидит он, весь в цепях, в той же хибарке на хлебе да на воде, и будет сидеть, как миленький, пока за ним хозяин не явится, а не явится, так мы его продадим!

Том даже сел в кровати — глаза горят, ноздри раздуваются и сжимаются, совершенно как перепонки у жабы, — и закричал на меня:

— Они не имеют права держать его под замком! Беги! — не теряй ни минуты! Выпусти его! Он не раб, он так же свободен, как любой, кто ходит по этой земле!

— Что такое говорит это дитя?

— Чистую правду я говорю, тетя Салли, вот что! и если никто к нему сейчас же не пойдет, так я сам пойду! Я же его всю жизнь знаю, и Том тоже. А старая мисс Ватсон умерла два месяца назад, и ужасно стыдно ей было, что она хотела Джима в низовья продать, сама так говорила, ну и освободила его в завещании.

— Тогда зачем же, Господи прости, ты-то его освобождал, если он уже свободный был?

— Ну, знаете ли! Хорошенький вопрос, совершенно женский! Зачем — да приключений мне хотелось, и я готов был по горло в крови ходить, лишь бы… о Господи, тетя Полли!

И если именно она не стояла на пороге, добрая и довольная, точно ангел, пирогов наевшийся, так считайте, что я и на свет еще не родился!

Тетя Салли подскочила к сестре и обвила ее шею руками, да так, что чуть голову ей не оторвала, и заплакала, а я, решив, что уж больно жарко тут становится для нас обоих, умелся под томову кровать, места мне там как раз хватило. Выглянул недолгое время спустя, смотрю, томова тетя Полли из объятий сестры уже вывернулась, стоит и смотрит на Тома поверх очков — да так, знаете, точно в порошок его стереть очень хочет. А потом и говорит:

— Ты бы лучше отвел глаза-то — на твоем месте, Том, я так и поступила бы.

— О, Господи! — говорит тетя Салли, — неужто он так изменился? Это же не Том, это Сид, а Том… Том… погодите, а Том-то куда подевался? Минуту назад здесь был.