— Никак нельзя, барышня не позволит. Выходит, мы по одному только подозрению нарушим законы гостеприимства. Оскорбить слугу — оскорбить хозяина. А может быть, ничего страшного и нет. Ты человек смелый, сообразительный, зоркий. Я поручаю тебе за ними следить. А я сам незаметно послежу за Ултоком-Одноглазым.
— А как же они нас с Тукети-Туком пустят, массера?
— Скажи, что вы зашли к ним по-братски — весело провести эту ночь за чертобоем
[12]. Возьми бутылку у моей жены. Они не смогут отказаться, это будет подозрительно. Но гляди, не напивайся.— Массера! — сказал Купидон с упреком.
— Нет, за тебя-то я спокоен, — сказал Белькоссим, — а вот за этот старый бурдюк, за Тукети-Тука…
— Тукети-Тук, массера, любит тыкву, полную чертобоя, не меньше, чем тыкву, обтянутую бараньей кожей. Это правда. Но если речь о том, чтобы защитить Спортерфигдт и нашу барышню, я за него ручаюсь.
— Ну так идите скорей к этим окаянным близнецам — по душегубству они, право, такие же близнецы, как и на вид! Уже поздно, скоро наступит час, когда совершаются лихие дела.
— Будьте покойны, массера, Купидон сделает все, что в силах сделать верный слуга.
— Я знаю. Ступай же, — сказал Белькоссим, и они расстались с охотником.
Полчаса спустя Купидон и Тукети-Тук, взяв фонарь, полную флягу чертобоя и немного маисового печенья, осторожно вошли в комнату к двум братьям. Те спали или притворялись, что спят. Купидон открыл фонарь, вынул свечу и посветил в лицо мулатам, лежавшим рядом в гамаке.
Их черты были довольно правильны, но лоб плоский и покатый, как у змеи, нос крючком, как у хищной птицы, губы необычайно тонкие, почти незаметные, подбородок выступал вперед, брови же особенным образом сходились над переносицей, резко опускаясь книзу и как бы исчезая в глубокой вертикальной складке. Все это придавало их медным лицам дикое, кровожадное выражение.
Казалось, они мирно спят. Дышали они спокойно и мерно, их позы были совершенно расслабленны — никакой принужденности, никакого напряжения, обычно выдающих притворный сон.
Купидон и Тукети-Тук молча посмотрели на них и в сомнении переглянулись. Толстый барабанщик шепотом сказал:
— Кажется, спят… да так мирно — прямо младенцы в тростниковой люльке. Такой у них невинный вид, будто не они служат человеку, который делает барабаны из черепов!
Купидон, не отвечая, еще пристальнее вгляделся в лица мулатов. Никаких признаков обмана не было. Чтобы окончательно убедиться, он наклонил свечку и капнул горячим воском на лоб Тарпойну. Мулат даже не поморщился и дышал все так же ровно.
— Он не спит, — шепотом сказал Купидон барабанщику. — Если бы спал, от неожиданности проснулся бы.
— Да нет же, — возразил Тукети-Тук, — просто так спит, что ничего не чувствует.
— Вот и ладно. Это злые люди. Сделаем, как нам велели — зарежем их, а трупы спрячем, ты знаешь где.
И Купидон, с шумом вытащив нож из ножен, замахнулся и, сделав вид, что хочет ударить в открытую грудь Силибы, задержал руку всего лишь на волосок от тела.
Силиба бровью не повел и продолжал спать, как ни в чем не бывало.
— Я же говорил: спят, как ленивцы зимой. И отлично, а то еще разговаривать с ними! Я лучше согласен свистеть носом в раскаленную докрасна бронзовую дудку, чем пить с такими душегубами! Сядем-ка тут, Купидон, закурим да будем на них посматривать. К тому же и выпивки с закуской нам больше останется. А завтра утром пусть, наконец, едут лихие гости из Спортерфигдта. Право, они не хуже Уров-Курова.
Купидон согласился с барабанщиком. Негры закурили глиняные трубки с чубуками рожкового дерева, уселись под гамаком и стали сторожить.
Мулаты не спали, но так владели собой, что за все время испытания ничем себя не выдали.
Купидон сел у двери, а Тукети-Тук у окна. Они курили, болтали и совсем не собирались, как надеялись братья, поддаваться сну.
Близнецы умели понимать друг друга с полужеста и придумали такие хитрые знаки, что для обмена мыслями им довольно было совсем неприметных движений. Тарпойн, два раза нажав пальцем на сердце Силиба, дал тому понять, что негров нужно зарезать. Силиба, тихонько оттолкнув локтем его руку, дал понять, что он с этим не согласен. Глубоко, звонко и протяжно выдыхая воздух, он ясно дал понять Тарпойну, что, пока негры не уснули, нечего и пытаться что-нибудь сделать.
Но Купидон и Тукети-Тук курили свои трубки да изредка прикладывались к чертобою, будто принимая с каждым глотком новую порцию болтливости.
Мулаты, чтобы не возбудить подозрений каким бы то ни было неудачным действием, вынуждены были в эту ночь отказаться от всех своих злых замыслов.
Их решение было тем разумней, что вскоре с вала, где стояли часовые, раздались выстрелы. Купидон и Тукети-Тук вскочили и бросились к окну. Мулатам тоже пришлось сделать вид, что близкие выстрелы их разбудили.
— Кто-то из красных куликов подлетел к каналу, — сказал Купидон. — Но наши уже все на ногах. А вот и наша барышня храбро, как всегда, вышла с ружьем. Когда она идет во главе своих людей, для нас все племя пяннакотавов, напади оно на Спортерфигдт, не страшней мушиного роя.