Приключения Иля

Нежданный гость в лице добродушного толстяка, выслушанный от безделья, к концу разговора превратился в лучшего друга и сообщника бандитов. Самое большее чего они ждали от этой жизни — это изъять футляр с золотыми пластинками у перебравшего толстосума.

В одно дымчатое утро Иль в одиночку пошел на берег моря: смыть хотя бы толику ночной усталости перед ставшим привычным дневным сном. Назад он уже не вернулся. Негодяи-карапалы, таясь в предрассветных сумерках, проследили за ним, и когда ничего не подозревавший Иль зашел в глухой распадок в прибрежных скалах — набросились на него. Сбив с ног, обернули голову припасенным заранее куском грубой материи и уволокли в неизвестность. Глумливо радуясь беззащитности жертвы, беспрестанно лупцевали. Тряпку грубо содрали только когда впихнули в развалюху-автокар, поразительно напоминавший таковые, бытовавшие в Дополе. Иль затравленно, краем глаза, осмотрел своих мучителей. Даже мельком брошенного взгляда оказалось достаточно для того, чтобы досконально оценить не очень веселую ситуацию: рожи с гипертрофированными чертами, обрамленные со всех сторон жестким волосом, не отягощенные даже крохотным штампиком интеллекта, прониклись явно издевательским, фальшивым участием; длиннорукие, кривоногие, корявые тела покрывала расшитая золотом одежда, еще недавно гревшая самого Иля, поделенная по справедливости; волосатые плоские руки сжимали удавку и устрашающий нож-тесак.

— Отдохни пока, голубок, — прорычал один, по-видимому, главарь, бесцеремонно укладывая Иля на небольшой свободной площади пола.

Связал ему руки удавкой. Ноги, благоухавшие даже сквозь нечищенные щегольские башмаки, бандиты, разумеется ради экономии места для лежащего, поставили прямо на него. Автокар неожиданно резво взял курс навстречу поднимающемуся солнцу.

Пока ехали по накатанной дороге, позиция лежащего и попираемого ногами ощущалась еще терпимо, если можно говорить о терпимости человеку, находившемуся в столь унизительном положении. Всему хорошему, как, впрочем, и плохому, рано или поздно приходит конец. Автокар съехал на дорогу, которой пользовались совсем редко. Иль же, не видя ничего, кроме обшарпанного внутреннего убранства машины, предположил, что под колесами вздыбились бесконечные валуны, доверяясь отбиваемым бокам и исколачиваемой голове. Казалось, что поездка тянулась целую вечность. И только по ее прошествии автокар остановился. Полумертвого Иля выволокли из машины, краем уходящего сознания тот отметил, что попал в полудикую карапальскую деревушку.

Пленника втащили в приземистый сарай, сложенный из булыжников, и безжалостно бросили на сырой земляной пол. Очнулся Иль уже ночью. Реаниматором его выступил зверский холод, опустившийся на горы и на деревни в них скрывавшиеся. Превозмогая объявшую его тупую боль, Иль подобрался к двери. На вид хлипкая, она оказалась достаточно прочной, чтобы устоять под натиском. Дополнительным укреплением служил приставленный вплотную к двери автокар.

Лучи нежного рассветного солнца, пройдя сквозь щели двери, начертили золотистые полосы на застывшем в позе эмбриона Иле, как бы перечеркнув его. Из забытья Иля выдернули звуки сельского утра, один за другим впивавшиеся в раннюю тишь. Он лежал не шевелясь, прислушиваясь к себе, боясь неосторожным движением вызвать возвращение боли. Даже когда громко застрекотал мотор автокара, пронзительно завизжала открываемая дверь, он остался неподвижным. Кто-то шурша вошел, постоял, сипло дыша, ушел, заставив дверь еще раз зайтись криком. Иль приподнялся и обнаружил, что неизвестный оставил таз, наполненный прозрачной водой. Иль, откуда только силы взялись, подскочил к тазу и присосался к сладкой студеной воде. После того как напился, подали голос другие естественные потребности организма. Иль припал к щели в дверях:

— Эй! Кто-нибудь! Э-эй!!!

Из дома, вымазанного белой краской, появился вчерашний бандит. Он открыл запор, выпустив Иля, но когда тот ступил за порог, обрушил на него удар страшной силы. Иль рухнул назад в сарай.

Гуманизм никогда не входил в число черт национального характера жителей гор. И таз с водой они поставили не из чуждой им сентиментальности. Многострадальная голова Иля оказалась в нем только для того, чтобы он скорее пришел в себя: избиение бесчувственного пленника как не имело смысла, так и не приносило ни удовольствия, ни удовлетворения. Во втором этапе расправы карапал продлил приятное и колошматил Иля долго, даже нудно, но в конце концов завелся настолько, что несчастный вновь потерял сознание. Когда Иль в очередной раз возобновил связь с окружающим, над ним с выражением сочувствия на вырубленной ножом физиономии склонился другой головорез — главарь. Он гневно закричал сконфуженному истязателю:

— Разве так можно обращаться с человеком?! Уходи! — положил мокрую тряпку на горячее опухшее лицо Иля. — Если бы я не пришел, то ты бы умер. Знаешь зачем ты здесь?

Иль шевельнул неестественно растолстевшими, окровавленными губами, кое-как выдавив:

— Нет.

— Мы с братом хотим справедливости. Ты веришь в справедливость?

— Да.