Приключения инспектора Бел Амора. Вперед, конюшня!

Поставили армейскую палатку, купались, гоняли пузырь на пляже, Лобан мне чуть ногу не сломал, играли в подкидного дурака, обмывали у костра с комарами наши генеральские звания и мое новое назначение. А пахло как! А как хорошо в южной точке либрации собирать грибы! Ты идешь за ними, они идут за тобой. Грибы наступают! Они идут на тебя, а ты идешь на них с остреньким ножиком. На грибалке хорошо думается.

Выпивали и философствовали — почему мы так плохо играем в футбол? Что нам мешает? Боязнь? Неуверенность?

Бедность? Экономическая отсталость? Почему при таких великих умах и тренерах мы ни разу не выиграли чемпионат Вселенной? Ведь мы не хуже играем. Решили, что мешает менталитет,- нам все по барабану.

Было тепло, хорошо, мягко, приятно, не выразить словами, да и не нужны слова.

Лобана даже на лирику потянуло, и он прочитал нам очень даже неплохие стихи о космосе-хроносе, которые сочинил в побеге:

Инфракрас Угас.

Ультрафиолет

Сместился в синий Цвет.

Значит, осень.

На осине Иней.

Значит, восемь.

Сколько зим, сколько лет

Отпечаталось в лужах?

И стрелки скрестил

В циферблатных рожах Ужас.

Эти стихи произвели на всех, особенно на Войновича и шеф-кока, неизгладимое впечатление; все Лобана хвалили, а я про себя решил, что Лобан в побеге немножко тронулся, но так как был в меньшинстве, то прикинулся сухим листом из гербария и промолчал. Ночью опять полезли купаться в озере.

Войнович притащил сухари, прикармливал рыбу на завтра и приговаривал:

— Р-рыбам, р-ракам, кр-рабам… Р-рыбам, р-ракам, кр-рабам…

— Р-репетируешь генеральское произношение? — спросил я.

Войнович почему-то смутился и ответил что-то неразборчивое.

«ПРИМ.

Войнович смутился, но я не обратил на это внимание.

Оказывается, он в самом деле репетировал «р»,- в те дни он тоже получил предложение от одной солидной конюшни на генеральскую должность; но он ничего не сказал мне об этом.» В воскресенье рыб не было, сидели с удочками, как приговоренные. Откуда здесь рыбы?

На этом мои славные последние денечки с грибочками, рыбкой, шашлычками, водочкой и стихами закончились.

Понедельник — тяжелый день, дождило, но и понедельник был неплох, я прожил его по рецепту доктора Вольфа, придумал себе работу: ходил из угла в угол, попивал «нарзан» и продолжал раскатистые тренировки:

— Ехал гр-река чер-рез р-реку, видит гр-река в р-реке р-рак…

И т. д. в том же д.

С лужением глотки дело обстояло похуже — я вскоре охрип и осип и бросил ее лудить. К вечеру я уже был в форме как в прямом, так и в переносном смысле: во-первых, голова прошла, во-вторых, от гарнизонного кутюрье доставили две генеральские формы — парадную и полевую. Я не смог побороть соблазн, примерил и повертелся у зеркала. Долго повертелся. Надо признаться, обе формы были мне к лицу, особенно (к лицу) лампасы на брюках. Мне понравилось. Красавец!

«Ударение на «е».» Но больше всего мне понравился ремень — генеральский ремень! Власть, генеральский символ — ремень.

Этим ремнем… Председатель Сур обещал подарить мне зеленую пасту «гойя». Где председатель Сур? Дни и часы его сочтены, его с моста в реку Кондратий хватит — раков, крабов и рыб кормить, когда он увидит меня в генеральской форме.

Думал ли я в молодости, что когда-нибудь буду править своих «двух близнецов» на генеральском ремне! Думал, конечно. Какой солдат не мечтает. Но с возрастом перемечтал, конечно…

Потом я подшивался — петлицы, погоны, белый воротничок. Тихая мирная воинская работа — подшиванье воротничка. Генеральские полусапоги немного жали. Их следовало разносить, и я решил, что «эх, однова живем», и, как был в генеральской форме, так и пошел по бэ. Вернулся домой поздней ночью и, не снимая формы, упал на постель и уснул.

ЧЕРНАЯ ДЫРА В БЕЛОЙ ТЕТРАДИ.

ОПОЗНАНИЕ В «МЕТРОПОЛЕ».

Откуда взялась в белой тетради эта темная запись о «бэ» — одному Богу известно. Неужели опять повторился приступ старой болезни, и я опять потерял самого себя? Я мало чего боюсь, но больше всего на свете я боюсь приближения того состояния, той нечистой силы, которая в молодости раздваивала меня отделяла мой разум от тела, подвешивала его сверху, как дирижабль на веревочке, и оттуда на привязи наблюдала за мной.

Говорят, что подобное раздвоение личности испытывают курильщики опиума… к сожалению, не курил, не знаю.