Приключения инспектора Бел Амора. Вперед, конюшня!

ЧЕРНАЯ ТЕТРАДЬ.

К ПРОБЛЕМЕ «СВОИХ ЛЮДЕЙ». В самом начале ПРОГЛОДА я приехал на «Маракканну» и, встретив фройлен фон Дюнкеркдорфф, вдруг подумал: чем черт не шутит, почему бы и нет? Я в двух словах рассказал ей о своем новом назначении и предложил перейти ко мне в секретари. Я недальновидно описал ей новую работу как спокойную, легкую и высокооплачиваемую. Она согласилась. Первые два пункта этого предсказания оправдались лишь в первые два дня, но фройлен никогда не жалела о своем переходе из конюшни футбольной в конюшню научную.

Ворона ведала у нас также ЖЕНСКИМ ВОПРОСОМ. Тысячи женщин и девушек работали на объектах ПРОГЛОДА в качестве секретарей, референтов, обслуживающего персонала, прочее. Было создано несколько текстильных комбинатов для производства фуфаек. Фройлен проводила набор женщин на комбинаты. Самая массовая профессия была «швея-мотористка», но нужны были и такие невиданные профессии как ткачихи-токари, слесаря-челночницы, портнихи-литейщицы, вязальщицы-мотальщицы диффузионной ткани. Мужчины поначалу очень неохотно приходили к нам (потом уже, на поздней стадии Проекта, пошли косяком). Всех еще надо было обучить этим профессиям, а для этого нашим академикам Тутту и Капельцыну пришлось по вечерам готовить учителей. Везде висели объявления: «Требуются». ПРОГЛОД хотя и был прожором, но создал сотни тысяч рабочих мест, а платили мы хорошо и аккуратно. Большинство женщин жило в общежитиях. Заботу об их специфических бытовых нуждах тоже взвалила на себя фройлен фон Дюнкеркдорфф. Она стала для них кем-то вроде матери-настоятельницы женского моластыря. К ее просьбам мы относились с полным вниманием. На вопрос дяди Сэма «Что еще нужно для женщин?» она обычно отвечала: «Мужчин».

Кстати, я устроил на работу и бабу Валю с тетей Катей. Я спросил их, не хотят ли они стать швеями-мотористками на лентопротяжном стане Мебиуса. Они дали согласие и не пожалели. Тетя Катя стала швеей-бригадиром и сейчас уже вот-вот выйдет на пенсию, а баба Валя — царство ей небесное.

Вскоре я взял к себе и дядю Сэма, уговаривать его не пришлось, он сразу согласился; хотел перетянуть к себе Войновича, но разговор у нас не получился.

— Я не хочу в это дело ввязываться, — сказал Войнович. — Я слышал о красном смещении. Не понимаю, при чем тут футбольные тренеры по имени Лобан, Бел Амор или Войнович?

— Конюшню расформируют, а ты сгниешь под забором.

— Не пропаду. Как-нибудь проживу без вашего ПРОЖОРА.

— ПРОГЛОДА, — поправил я. — А жрать что будешь?

— Тошнотники меня прокормят.

— И пропоят.

— И это тоже.

— В шмен де фер?

— А хоть бы и в шмен де фер. Хочешь совет? — спросил Войнович.

— Знаю я твой совет.

Мы налили и выпили.

<Я не знал, что к тому времени уже было принято политическое решение и что Войнович уже продался — вернее, уже продан — Приобскому Ханту. А я, как всегда, остался с дураками, — я ведь слышал разговор Войновича с Лобаном:

— Касанидис плачет. Просится обратно в команду.

— Решай как знаешь.

Вот Войнович и принял решение — какой гад! — забрал с собой тех десятерых (и одиннадцатого Касанидиса!), с которыми делился ужином, в Приобское Хантство! А я-то думал, что он отдает ужин врагам! Хоть бы предупредил, намекнул... Наша молодежная конюшня в лапах у ханта! Я как чувствовал, что Войнович и есть тот самый Посторонний Наблюдатель!>

Что еще я сделал в этом направлении (в приобщении к Проекту своих людишек)? По совету мудрого Лон Дайка (мне это в голову не пришло бы) я назначил Гуго Амбала бригадиром группы математического обеспечения ПРОГЛОДА, за что черепно-мозговые математики поначалу обзывали его (и меня) «сволочью», хотя Гуго им и слова кривого не сказал, разве что будил по утрам: «Подъем, становись, смирно!», а дальше математики вольны были делать все, что им угодно. Хуго Верстак был назначен бригадиром жо... желто-головой группы молекулярного анализа с теми же полномочиями утреннего будильника и тоже по согласованию с Лон Дайком. Представляю возмущенное выражение ихних желто-головых лиц и негодующее сжимание-разжимание ихних межъягодичных впадин (научного названия этой анатомической впадины я до сих пор не знаю — век живи, век учись), когда Верстак будил их по утрам.

Все эти меры принесли прекрасные дисциплинирующие результаты. Более того, поближе к окончанию ПРОГЛОДА математики и молекулярщики души не чаяли в своих бригадирах.

И, наконец, я пристроил к делу Сан Саныч-сана, дворника Пентагона и Витю-электрика и очень этим горжусь. Об этой опупее я расскажу в своем месте.