Приключения инспектора Бел Амора. Вперед, конюшня!

БЕЛАЯ ТЕТРАДЬ.

ПРЕЗИДЕНТСКАЯ РАТЬ КАК СПАРРИНГ-ПАРТНЕР. А вот и еще один спарринг-партнер объявился — президент д'Эгролль прочитал докладную о секретной системе Лобана «оборотень», сжег ее в пепельнице и сказал мне, что его президентская команда хотела бы сыграть товарищеский матч с конюшней, и чтобы я уговорил Лобана.

Я спросил, знает ли д'Эгролль формулу Эйнштейна «Е-равно-эм-цэ-квадрат»?

— А как же! В школе проходили, — ответил д'Эгролль. — Я из-за этого эм-це-квадрата здесь и сижу.

Я ответил, что в нашей конюшие эйштейновская формула осмысливается иначе. У нас говорят: «Бэ равно эм-цэ квадрат».

— Что это «Бэ»? — спросил д'Эгролль.

— Бабки. Так ваш министр финансов называет деньги. Время—деньги—пространство. Деньги—пространство—время. Пространство — время, а время — бабки. Товарищеские игры мы играем только для того, чтобы заработать это самое «Бэ».

— Будто вы мало получаете по ПРОГЛОДУ!

— ПРОГЛОД — одно, а «Бэ» — другое.

— Будет, будет вам это «Бэ»! — усмехнулся д'Эгролль.

Лобан согласился играть за «Бэ» против этих профанов. «Против» — сильно сказано; просто — побегать с ними. Мы провели эту игру. За нас играли: Лобан, я, Макар, Ираклий, Брага, Племяш, другие, на замену (для смеха) выпускали доктора Вольфа, Корову, даже шеф-кок Борщ постоял в воротах; против нас вышли президент д'Эгролль, дженераль Гу-Син, министр финансов (он-то и расплачивался живыми кварками после игры), несколько фужеров. Мы хотели усилить правительственную команду Племяшом, но они отказались от услуг какого-то мальчишки (зря отказались). Племяш обиделся и сказал, показывая пальцем на президента д'Эгролля:

— А я за этих жирных и не хотел играть.

Тогда Лобан выставил Племяша за нас. Мы сумели сыграть, не впадая в амбиции — это было сложно. Инстинкт профессионала не даст настоящему футболисту сыграть плохо, не даст схалтурить, но с президентской администрацией мы решили свести матч вничью — без халтуры, но с веселостью; вообще, игра в поддавки — занятие опасное, возникает кураж. Кураж опасен — когда все идет хорошо, ничего хорошего нет, потому что кто-то сорвется и отнесется к делу очень серьезно. Племяш играл против самого д'Эгролля и делал его как хотел по всему периметру полигона. На это было забавно смотреть — очкастый гигант д'Эгролль и маленький Катигорошек. Наверно, Лобан зря это сделал, выпустив Племяша, — я хотел, чтобы было смешно, но ребенок жесток, — ребенок так забодал д'Эгролля своими финтами, рывками и подсечками, что никто уже был не рад. Этот Гаврош играл всерьез, вот в чем дело. Д'Эгролль тоже играл всерьез, хотя и посмеивался. Я сказал Лобану — и он согласился со мной, — что этот мальчик уже не мальчик, его надо ставить в основу и не дать засидеться в дубле до алкоголизма.

<...> Как закончилась игра — не помню, не имеет значения. С каким-то смешным счетом. После матча президент д'Эгролль пожал всем руки (с особым уважением Племяшу) и подарил нам два «торнадо-кванта»: салатовый лимузин — Лобану (водитель Хуго), вишневый — мне (водитель Гуго). <...>

К ПРОБЛЕМЕ ПЕРСОНАЛЬНЫХ ВОДИТЕЛЕЙ. К водителям льнут тиффози. Перед ними заискивают фужеры, пытаясь выведать тайны мадридского двора. Водители многое знают по мелочам — наверно, больше главного тренера. Хуго и Гуго ценят это к себе уважение и с достоинством принимают мелкие знаки внимания — пачку сигарет, кружку пива, стакан вина, иногда и что-нибудь покрепче. Они — тиффозные генералы. Они важны и косноязычны. Свои языки они никогда не развязывают — хотя бы потому, что эти морские узлы просто невозможно развязать, только вырвать или разрубить. Но еще они хорошо знают, что болтать не надо. <...>

ПОПЫТКА ОТРАВЛЕНИЯ ПРЕЗИДЕНТА С ЖЕНОЙ. Они опять повторили свой номер! После игры мы пригласили Президента с женой откушать. Президент намазал горчицей отбивную и откусил. Глаза полезли на лоб, слезы. Что? Почему? Д'Эгролльша тоже попробовала — слезы, спертое дыхание. Вызвали доктора Вольфа — он понюхал, лизнул, и у него тоже полились слезы.

— Никому не прикасаться к горчице! — приказал Вольф.

Проверили другие приборы, там горчица была нормальная, вкусно горчила. Попытка отравления? Прибежал шеф-кок Борщ, выдавил горчицу в столовую ложечку и отправил в рот.

Он чуть не умер.

«Козлы стоеросовые, — думал я в адрес Брагина и Гусочкина. — Им все шуточки. Нашли с кем шутки шутить. Опять подменили обычную горчичную приправу на острую горчицу, которой зэки догоняют кайф».

Потом Президент смеялся. А что еще ему было делать?