Приключения инженера

Мне удалось пройти к площади Свердлова только потому, что я носил шинель, которую мне выдали еще в спецшколе ВВС после ее окончания. Уже вечером, воспользовавшись темнотой и смешавшись с какой-то военной делегацией, я прошел с ней все кордоны. Но на площади Свердлова делегацию прогнали с площади за недисциплинированность: жены военных, шедшие в той же колонне, вели себя неприлично — хохотали, веселились, и, в конце концов, всю колонну завернули.

Но я уже был на площади Свердлова и уходить оттуда не собирался. И к ночи со вторых суток на третьи на площади Свердлова собралось около ста человек таких же проходимцев, как я.

Нас не стали разгонять, а под утро, уже часов в семь третьего дня похорон построили в общую колонну, и с нас началась та гигантская очередь желающих попрощаться со Сталиным, которая растянулась по всей Москве. Никакой давки больше не было, порядок был полный. Я прошел в первой сотне людей, попрощался с человеком, которого почитал больше всех на свете, и уехал домой в общежитие своего института.

А еще через два дня я был вызван на факультетское комсомольское бюро для объяснений, как я посмел бросить свой институт в такие дни. Такие же объяснения давал каждый, кто пытался выехать в те дни в Москву, но дальше Московского вокзала не уехал. А я уехал, и мне было оказано особое внимание.

— Понимаешь ли ты, что ездить в Москву было нельзя? — спросили меня.

— Понимаю, конечно, — ответил я.

— А знал ли ты, что тебе попадет за это?

— Конечно, знал.

— И все же поехал?! И что же, в следующий раз опять побежишь?

— Вы спятили, — сказал я комсомольскому начальству, — какой это может быть следующий раз! Сталин у нас был один, и я ездил прощаться с ним, а не с вами. Никакого следующего раза быть не может.

— И ты не раскаиваешься?

— Не раскаиваюсь, — ответил я.

И тогда было принято решение исключить меня из комсомола.

Комсомольская группа, узнав об этом, встала за меня насмерть. Она выразила недоверие факультетскому бюро и потребовала перенесения дела не в Комитет комсомола, где меня наверняка бы исключили со всеми вытекающими из этого последствиями, а на факультетское собрание, которое давно было намечено на ближайшие дни. И факультетское собрание, принципиально осудив меня за недисциплинированность, вынесло мне общественное порицание, чем и ограничилось. Я остался и в комсомоле, и в институте.

Когда «демократические» средства массовой информации обливают грязью имя Сталина, я всегда вспоминаю, что за всю историю России смерть только двух человек искренне оплакивал весь народ — это Ленина и Сталина. И ни предыдущие цари, ни последующие генсеки такой чести не удостаивались. Вряд ли такой чести удостоятся и «всенародно избранные» президенты.

Что же такое сделал Сталин, чем он заслужил такую всенародную любовь?

Мне представляется, что главным было его умение убедить народ в том, что общая цель всех советских людей — это служение общей Родине — Союзу Советских Социалистических Республик, и Сталин сам являлся в этом примером. Жизнь каждого советского человека приобрела высокий общественный смысл. Высокая цель сплачивала советских людей в единый народ независимо от национальности. Личное отодвигалось на второй план. Коммунистическое, общественное сознание масс становилось реальностью. Люди становились людьми в высоком общественном смысле этого слова. Все остальные большие и малые события и дела, воинские подвиги и трудовые успехи являлись простым следствием главной задачи служения Родине. И Родина делала для каждого все, что могла. Именно поэтому любые индивидуалистические устремления, попытки поставить личные интересы выше общественных презирались большинством народа, а попытки принести стране вред пресекались простыми людьми.

Да, Сталин был суров. А что было делать, когда стране со всех сторон грозила агрессия, когда нужно было мобилизовать все силы для развития страны, становления промышленности и механизированного сельского хозяйства, для укрепления армии? И что надо было делать с теми, кто не просто не понимал жесткой необходимости всего этого, а еще всячески мешал, ставя под угрозу само существование страны? И это в условиях безусловно враждебного и агрессивного окружения, в тяжелейших внутренних условиях, когда после Гражданской войны и НЭПа в стране было полно уголовников, а многие из так называемых интеллигентов уже тогда смотрели на Запад? А по стране, как и по всей Европе, шастали шпионы и диверсанты, которые организовали-таки в европейских странах пятые колонны, подготовившие приход гитлеровцев везде, кроме нашей страны. А у нас деятельность этой «пятой колонны» была вовремя пресечена. А что было бы со страной и народом, если бы эта «пятая колонна» не была раздавлена?