Приключения капитана Кузнецова

Немного отдохнув, я тихонько, по-охотничьи, обошел озеро, отбирая из гнезд по два-три свежих яйца в приготовленный из парашюта мешок. Собрав таким образом около сотни яиц, я ушел подальше чтобы не беспокоить птиц. В консервной банке сварил к ужину несколько яиц, и они показались такими вкусными, каких не приходилось есть никогда раньше.

Но каково было мое удивление, когда утром первое яйцо показалось настолько невкусным, что я не смог съесть даже половины; в желудке появилась неприятная тошнота, а во рту копилась горечь. Я попробовал другое яйцо, потом луковицу саранки, стебель борщовника, но вся эта пища вызывала тошноту и отвращение, хотя есть хотелось так, что, кажется, съел бы целого теленка.

И вдруг я догадался: ведь не хватает соли!.. Обыкновенной поваренной соли!

Я уже пять дней, как ничего не писал, не собирал яиц, не выкапывал луковиц саранок. Пять дней бродил по тайге, усиленно, но тщетно разыскивая соль. На земле, на стенках промоин, на месте высохших лужиц и болот то и дело пробовал па вкус белые выцветы и каждый раз выплевывал. Ночами, сидя у костра, вспоминал прочитанные раньше записки путешественников, но ни в одной из них не находил ответа, как разыскать соль в сибирской тайге. А утром, медленно продвигаясь на север, опять пробовал на вкус выцветы и воду на болотцах. Но увы!.. Вода везде сладкая, а выцветы по-прежнему горькие или совсем безвкусные, как порошок мела.

Ни озера, ни утесов не вижу. Может быть, блуждая по тайге в поисках соли, я сбился с направления и ушел от них в сторону? Тогда надо сделать бивак и от него, без вещей, которые стали теперь тяжелой обузой, пойти на восток, потом на запад или наоборот, с тем, чтобы поскорее найти остатки самолета. Где-то в глубине теплилась надежда, что при аварии могла уцелеть радиостанция, особенно если самолет упал в озеро, и тогда можно будет связаться со штабом и моим мучениям придет конец. Сделал небольшой шалашик, в нем оставил все, что не нужно в походе. Но во всем теле чувствовалась такая слабость, что, оставив вещи, я не почувствовал облегчения и через каждые пятнадцать-двадцать метров ходьбы приходилось делать длительную передышку; в руках и ногах появилась предательская дрожь, а глазах — темные блики.

Ночью долго не мог уснуть. А когда, наконец, пришел сон, он не принес облегчения, так как вместе с ним навалились кошмары. То майор Курбатов с налитыми кровью глазами, диктует мне по-английски — «ты должен погибнуть, Светлана будет моей женой», то лезут на грудь такие чудища, каких не бывает даже на картинках в книжках с волшебными сказками.

Соли!.. — требовал желудок, и до обморока кружилась голова. Соли!.. — просило все тело. Соли?!.. Соли?!.. — дразнили чудовища, кривляясь и хохоча так, что я просыпался, облитый холодным потом.

Но где и как ее найти?.. И есть ли вообще в этих местах соль?

Дни были ясные, жаркие и длинные, а ночи стали настолько короткие и светлые, что, кажется, солнце совсем не уходит за горизонт, а только на два-три часа прячется где-то за плотными тучами для передышки, оставив за себя повисеть в сероватом небе никому теперь ненужный бледный месяц. Начался период самых длинных дней и белых северных ночей, так поэтично воспетых Пушкиным. С каждым днем воздух все больше наполняется писком комаров и сибирской северной мошки, асе нахальнее и жаднее становятся слепни-кровопийцы. Гнус посменно преследует меня на каждом шагу в течение суток, пытаясь высосать вместе с кровью последние силы, и мне беспрерывно приходится заботиться о самозащите: днем от слепней, вечером от мошки, а ночью от целой тучи бесстрашных и назойливых комаров.

Выпитые два яйца — больше выпить не смог — не утолили голод, а двухчасовой отдых не восстановил сил. Ни о чем не хотелось думать, двигаться уже было не в мочь, и я бесцельно глядел сквозь кроны в небо. На вершинах деревьев, совсем рядом, не пугаясь, весело играли многочисленные семейства рыжеватых белок. Лохматоухая и пушистохвостая, с вылинявшими боками и некрасивая в этот летний период, но счастливая, мать прыгала по ветвям лиственницы, за нею следом рыжевато-серыми мохнатыми комочками катились уже окрепшие и бесстрашные бельчата.

Горячий, как чай, воздух до предела насыщен терпким запахом сосновой смолы и хвои, цветов фиалки и тысячелистника, клевера и иван-чая. Эти запахи смешиваются с запахом гниющего дерева, грибов и мха и еще чего-то непонятного, создавая неповторимый аромат сибирской земли.

От пьянящих запахов или от недостатка соли начало ломить в висках и в глазах запрыгали крупные желтые амебы. С каждой секундой амебовидные пятна, вздуваясь и расплываясь, становились все темнее и темнее, и через минуту я уже не видел прыгающих белок. Потом исчезли деревья и цветы и, наконец, поляна и вся тайга провалилась в бездонную черную пропасть. Я вскочил на ноги, протер глаза… Темная пустота еще сильнее кружила голову, и я с сильно бьющимся от смятения сердцем рухнул на землю.