Весть о том, что святая коллегия начала расследование по делу о святотатстве, ограблении монастыря и похищении двух монахинь, а главное, что в качестве обвиняемых привлекаются Збигнев Суходольский, Генрих Адлер и беглый хлоп Франц Фогель, поразила бедного старого шляхтича, как громом. Он, с трудом дослушав утешения каноника, молча сидел в кресле, сжимая побелевшие руки.
– Отчаиваться, однако, не следует, – говорил Коперник, – вы обязаны собрать все свои силы, мужество и настойчивость, чтобы не дать своим близким попасть в цепкие руки святой коллегии.
– Что же я могу сделать? – спросил пан Вацлав, с надеждой поднимая на него глаза. – Что нужно для того, чтобы спасти моего мальчика, ну… и его товарищей?
– Повторяю: настойчивость, мужество и… конечно… деньги, – ответил Коперник. – Деньги на разъезды, на подарки всяким писарям, секретарям и, да простит меня господь, если я клевещу на этих людей, деньги судьям… К сожалению, у нас так заведено… Простите меня – мною руководит не простое любопытство, – в каком положении находятся сейчас ваши денежные дела?
– Как вам сказать… – ответил пан Суходольский смущенно. – Хлопы мои разорены войною, а драть с них шкуру, как это делают некоторые, я не могу… Из своего Сухого дола я уже несколько месяцев ничего не получаю. Эти затруднения, понятно, временные, и к тому же здесь, в Гданьске, есть близкий мне человек, который охотно выручает меня при случае. Это жених моей дочери, – добавил пан Вацлав смущенно, – состоятельный купец… Кстати, он и посоветовал Збышку обратиться за помощью к вам, когда болела панна Митта… Так вот, не окажете ли вы моему будущему зятю, негоцианту Куглеру, честь и не пожалуете ли вместе с нами к нему на семейный обед? Адольф будет польщен визитом столь высокого гостя…
– Семейный обед? – переспросил Коперник в раздумье. – Не члены семьи в таких случаях могут оказаться лишними…
– Пане Коперник, – сказал шляхтич проникновенно, – мне трудно обращаться к вам с такой просьбой, но должен признаться… Мой будущий зять – человек умный и просвещенный, он к тому же еще и человек великодушный… но ваше присутствие, отец Миколай, заставит его…
– …заставит его быть еще великодушнее, не так ли? – закончил Коперник мысль пана Вацлава.
Все, что он слыхал о Куглере, мало оправдывало сложившееся о нем мнение его будущего тестя. Может быть, это и было одним из обстоятельств, побудивших вармийского каноника исполнить просьбу старого пана Суходольского. Необходимо было прийти на помощь не столько этому доброму, но до крайности легкомысленному человеку, сколько Збигневу Суходольскому и Митте Ланге. Бедные влюбленные и без того достаточно настрадались!
Вот потому-то и увидел пораженный Каспер Бернат в семейной группе шествующих к дому Куглера Суходольских и своего милого Учителя.
Когда запыхавшийся Збигнев с некоторым запозданием присоединился к обедающим, две девичьи головки разом повернулись к нему.
– Не догнал! – ответил молодой человек на обращенный к нему безмолвный вопрос. – Но это, конечно, не был Каспер!
Ванда заметила, с каким облегчением вздохнула ее подруга Митта.
Адольф Куглер расслышал фразы, которыми перекидывались его гости.
– Был ли это Каспер или не был, – сказал он бодро, – давайте-ка выпьем за здоровье этого человека! Как-никак раны свои он получил в сражениях, а не в драке под трактиром! Давай свой стакан, Збышек!
Збигнев опорожнил стакан. Куглер налил ему второй. Потом молодой Суходольский сам наполнил себе третий.
Никто из присутствующих за обильным столом Адольфа Куглера и не подозревал, что двое из гостей крайне обеспокоены полученными из Ольштына новостями. Так умело скрывали отец Миколай и пан Вацлав свои чувства.
Третий из гостей, молодой Суходольский, нисколько не принуждая себя к веселью, просидел весь обед, опустив голову и не притрагиваясь к еде. На это тоже не было обращено внимание, разве что Ванда несколько раз с тревогой оглянулась на брата.
– Матка бозка! До чего же походкой, статью, рыжими хоть и с проседью волосами он походит на Каспера! – вдруг сам себе сказал молодой человек.
Пан Вацлав не успел сообщить сыну о своем разговоре с каноником Коперником, Збышек и без того был чем-то расстроен. Свое же волнение старый шляхтич старался не выдавать. То и дело он поглядывал на отца Миколая и, чуть заметив на губах каноника подобие улыбки, оглушительно хохотал в ответ на грубоватые шутки хозяина дома. Галантно передавая соседям по столу солонки, хлебницы, соусники, он не отрываясь следил за выражением лица каноника. С облегчением вздохнул пан Вацлав только тогда, когда дамам были поданы сласти, а мужчины перешли в кабинет хозяина потолковать о делах.
Шляхтич подивился спокойному тону отца Миколая, когда тот сообщал Адольфу Куглеру о нависшей над домом его будущих родственников беде.