Приключения Каспера Берната в Польше и других странах

– Кормчий Мухтар заболел… Сможешь ты завтра вести корабль? – спросил Мусульманкул грозно.

– Если будет господня воля, смогу, – скромно ответил Каспер, едва преодолевая волнение.

– Хорошо. Поведешь галеру вместе с лоцманом, – Мусульманкул показал на третьего человека, молчаливо слушавшего их разговор. – А ты, Григоро, отвечаешь за галеру в опасных местах!

– Слушаю, господин! – низко поклонился лоцман.

– Мусульманкул, ты докладывал мне, что на левом борту надо кое-где зашпаклевать пазы. Все исполнено?

– Господин, если аллаху будет угодно, послезавтра же к вечеру все будет готово.

– Только к вечеру?! Нет силы и крепости, кроме как у аллаха! – с гневом закричал Керим. – Послезавтра я должен погрузить новых рабов и отправиться в путь!

– Прости, уважаемый господин, но что я за собака, чтобы выйти в море с дырявым бортом?! Море не терпит излишней торопливости.

– Ладно, пусть будет по-твоему, – проворчал Керим, – но, если послезавтра мы к вечеру не отплывем, клянусь аллахом, я повешу тебя на мачте, великий мореплаватель! Ступай и выполняй, что тебе велено!

Мусульманкул приложил руку ко лбу и к груди и низко поклонился. Затем, схватив Каспера за рукав, потащил его к трапу.

– Ну, полезай, неверный пес! – орал он по-итальянски. – Поживее поворачивайся! – А уже в трюме он, оглянувшись, шепнул юноше в самое ухо по-польски: – Терпение, мой мальчик! Надейся! Письмо канонику Копернику я доставил… Потом все расскажу, но пока – терпение!

Матка бозка, пан Езус – польская речь! Сколько лет Каспер ее не слышал!

И вдруг Вуек грубо заорал по-турецки:

– Ступай, собака!

На прощанье он ухитрился все-таки пожать Касперу руку и вышел, не переставая ругаться.

Когда боцман произнес имя «Коперник», Каспер пошатнулся, и сердце его бешено забилось. Так, значит, недаром он переносил все эти годы страдания и унижения, не зря избивали его бичом и обходились с ним, как с собакой! Учитель получил письмо магистра! Каспер дрожал от нетерпения, так хотелось ему поскорее услышать все, все!

Ради этого стоило принять муки, томиться в рабстве и даже отдать свою жизнь… Вуек здесь, на галере, это недаром! Может быть, близка уже желанная свобода, родная польская земля, Лидзбарк, Гданьск, Краков… Как сквозь туман мелькнул и скрылся нежный, теплый образ любимой Митты. На глазах Каспера навернулись слезы.

Седой украинец, с нетерпением дожидавшийся возвращения соседа, наклонился к уху юноши:

– Ага, братику, что я говорил! Ну, как наши дела?

– Надейся, дядя Охрим… Пан Конопка сказал, чтобы я надеялся. Ой, не человек он, а ангел господень!

– Ангел? Я таких черных да бородатых ангелов еще не видел на святых образах… Ну, пускай он будет ангел… Так что же он тебе сказал, тот ангел?

– Он успел только сказать, чтобы мы надеялись. Больше пока я ничего не знаю…

– Чтобы надеялись?.. А на кого же в здешнем море надеяться, как не на наших казаков? Ну, помогай боже нам, несчастным! – И старик, перекрестившись, закрыл глаза.

А Каспер не мог уснуть всю ночь. Он задремал только тогда, когда сквозь весельные отверстия в бортах вместе с холодком проник серый свет утра и издали, с константинопольских минаретов, донесся заунывный напев муэдзина.

С обычной руганью и проклятиями Мусульманкул ворвался на гребную палубу.

– Эй ты, рыжий пес! За мной! – грозно зарычал он, потрясая треххвосткой.

Каспер поднялся за ним на палубу.

– Перед вечерней зарей отплываем, – пробормотал Вуек скороговоркой и тут же громко приказал: – Ступай за мной, да сгорит твой отец, паршивец! Будешь таскать мешки на корабль!

На берегу они подошли к сложенным рядами мешкам. Здесь, за мешками, их никто не мог ни видеть, ни слышать. Вуек оглянулся и тихо сказал:

– Все сделано. Я видел обоих каноников. Турком я переоделся с благословения отца Гизе. Волосы, усы, брови и бороду мне выкрасил один мавр. Ни водой, ни мылом не отмоешь… Что моя пани Якубова запоет, когда мы вернемся?! – Это он добавил, чтобы обнадежить Каспера. – Много мне пришлось постранствовать, пока я нашел тебя. Был и в Каире я, и в Константинополе, и в Кафе, и в Александрии… С верным человеком я послал весточку атаману казачьему Шкурко. Сообщил ему, что галера наша пройдет мимо маяка до Панеи, прямо вдоль берегов, а потом в Синоп… Завтра к ночи нас должны встретить за маяком, что на Панее. Будь спокоен, мой мальчик! – И вдруг, к удивлению Каспера, пан Конопка взмахнул плетью и закричал: – Долго ты будешь копаться, неверная собака!

«Видно, заметил кого-нибудь из турок», – решил юноша и, взвалив на плечи мешок, зашагал по сходням вслед за Буйком на галеру. Даже тяжелый мешок казался ему сейчас веселой и легкой ношей. Будущее стало светлее. Удастся ли этому атаману Шкурко освободить их? Ничего, можно будет хоть побороться за свободу! А там – пускай даже смерть! Для родины он, Каспер, сделал все, что мог…