Следующий шаг Конана был вполне очевиден. Он снял с трупа скалящуюся маску и надел ее себе на голову, затем плащом рыбака накрыл тело, затащив его в нишу, и накинул себе на плечи мантию жреца. Сама судьба предоставила ему возможность для маскарада. Сейчас вся Кеми могла разыскивать святотатца, который осмелился защитить себя от священной змеи, но кто рискнет заглянуть под маску жреца?
Он смело вышел из алькова и направился к первому попавшемуся арочному проему, но не сделал и десяти шагов, как вновь обернулся, спиной ощутив новую опасность.
По лестнице спускалась процессия в масках, эти люди были одеты точно так же, как он сам. Конан заколебался, застигнутый на открытом месте, и замер в неподвижности, полагаясь на свою маскировку, хотя ладони у него увлажнились, а на лбу выступил холодный пот. Фигуры в масках, подобно призракам, сошли по лестнице и направились мимо него к одной из арок. Предводитель держал в руках эбеновый посох, в навершии которого скалился белый череп. Конан понял, что перед ним – одна из ритуальных процессий, назначение которых чужаку понять было решительно невозможно, но которые играли важную – и зачастую зловещую – роль в стигийской религии. Последний из жрецов слегка повернул голову в сторону застывшего киммерийца, словно приглашая его следовать за собой. Не сделать того, чего от него со всей очевидностью ожидали, значило возбудить подозрения. Конан пристроился сзади, за последним из мужчин, приноравливаясь к его неспешной походке.
Они двинулись по длинному и темному коридору со сводчатым потолком, и Конан с тревогой отметил, что череп на посохе засветился жутким фосфоресцирующим светом. Он вдруг ощутил приступ животной безрассудной паники; его так и подмывало выхватить нож и наброситься на эти дьявольские фигуры, а потом бежать куда глаза глядят из этого угрюмого храма. Но он взял себя в руки и постарался отогнать дремучие страхи, что начали подниматься на поверхность из самых темных закоулков подсознания, населяя тьму чудовищами и монстрами. Вскоре Конан облегченно вздохнул, когда они миновали двойные двери в три человеческих роста и вышли на свет звезд.
Конан спросил себя, а не пора ли нырнуть в какую-нибудь боковую темную аллею, но заколебался, не зная, что предпринять, а они тем временем двинулись по длинной темной улице, и прохожие, завидев их, поспешно отворачивались к стене. Процессия держалась середины улицы, откуда до стен было далековато; повернуть и укрыться в одном из переулков было бы слишком опасно. И пока он мысленно кипел, проклиная всех и вся, они вошли в невысокие арочные ворота в южной стене, и перед ними раскинулись скопления невысоких глинобитных хижин с плоскими крышами и пальмовых рощ, смутно различимых в темноте. Теперь или никогда, решил Конан; пришло время расстаться с его молчаливыми спутниками.
Но, едва только ворота остались позади, как обет молчания был нарушен. Жрецы начали оживленно, хотя и вполголоса, переговариваться друг с другом. Их церемонная походка тоже изменилась, и предводитель небрежно зажал посох под мышкой. Четкий строй нарушился, и жрецы гурьбой поспешили вперед. Конан старался не отставать от них, потому что в негромком гуле голосов он уловил слово, которое воспламенило его, и слово это было «Тутотмес»!
18. Я – женщина, которая никогда не умирала!
Конан со жгучим интересом рассматривал своих спутников в масках. Или Тутотмес был одним из них, или вся процессия направлялась на встречу с ним. И он понял, куда они идут, когда за пальмами показалась черная треугольная громада, затмевавшая звезды.
Они прошли через лабиринт хижин и рощиц, и, если кто-нибудь посторонний и заметил их, он постарался не попадаться им на глаза. В хижинах не было видно ни огонька. Позади них ночное небо пронзали черные башни Кеми, звезды отражались в водах гавани, а впереди расстилалась погруженная во тьму пустыня. Где-то затявкал шакал. Обутые в сандалии ноги аколитов бесшумно ступали по песку. С таким же успехом они могли быть призраками, направлявшимися к колоссальной пирамиде, что вздымалась из тьмы пустыни. Над спящей землей раскинула крылья мертвая тишина.
Сердце у Конана забилось чаще, когда он разглядел на фоне звезд мрачный черный клин; к его желанию как можно скорее встретиться с Тутотмесом примешивался страх неизвестности. Ни один человек не мог без опаски приблизиться к этим массивным сооружениям из черного камня. Одно их имя внушало панический ужас северным народам, и легенды гласили, что построили их совсем не стигийцы. Они уже стояли здесь в те незапамятные времена, когда смуглокожие люди пришли в долину великой реки.
Когда они подошли ближе, Конан заметил неяркий свет у основания, который постепенно обрел очертания дверного проема, по обеим сторонам которого сидели каменные львы с головами женщин, загадочные и непостижимые. Это был ночной кошмар, воплотившийся в камень. Предводитель процессии направился прямо к двери, в глубине которой Конан разглядел чью-то фигуру.