Приключения Конана-варвара (сборник)

Но прежде чем кто-либо успел ответить, бритунец с лицом, похожим на крысиное, который стоял в задних рядах, за спинами своих товарищей, ловко взмахнул пращой. Пущенный им камень, словно стрела, угодил точно в цель, и Конан зашатался и рухнул, как дерево, подрубленное топором дровосека. Лежа вверху, на скалах, Оливия обеими руками вцепилась в камни, чтобы не упасть. Мир закружился у нее перед глазами; она видела одного лишь Конана, безжизненно распростершегося на траве, которая уже покраснела вокруг его головы от крови, сочащейся из раны на виске.

Пират с лицом крысы торжествующе завопил и подбежал к упавшему варвару, но худощавый коринтиец оттолкнул его.

– Аратус, собака, ты вознамерился нарушить закон Братства?

– Закон не нарушен, – злобно оскалился в ответ бритунец.

– Не нарушен? Собака, тот человек, которого ты только что оглушил, по праву должен был стать нашим капитаном!

– Нет! – заорал Аратус. – Он не из наших, а чужак! Его не принимали в Братство. Убийство Сергия не делает его капитаном, как было бы в случае, если бы его сразил кто-либо из нас.

– Но он хотел присоединиться к нам, – парировал коринтиец. – Он сам сказал об этом.

Началась шумная перебранка; одни пираты поддерживали Аратуса, другие – коринтийца, которого они называли Иваносом. В воздухе зазвучали проклятия, потом дело дошло до оскорблений, и многие руки многозначительно легли на эфесы сабель и мечей.

Наконец какой-то шемит возвысил голос, перекрывая всеобщий шум:

– К чему препираться из-за мертвеца?

– Он не умер, – возразил коринтиец, поднимаясь с колен подле простертого киммерийца. – Удар вышел скользящим, он всего лишь оглушен.

После этих его слов перепалка разгорелась с новой силой. Аратус хотел добить раненого, Иванос защищал его с мечом в руке, не позволяя никому приблизиться к Конану. Оливии казалось, что коринтиец поступает так не из особой любви к киммерийцу, а из желания досадить Аратусу. Очевидно, оба были лейтенантами Сергия и не питали особой любви друг к другу. После продолжительных препирательств было решено связать Конана и взять его с собой, дабы решить его судьбу попозже.

Киммерийца, который начал приходить в себя, связали кожаными ремнями, и четверо пиратов подняли его, а потом, с проклятиями и жалобами, понесли вслед за остальными, вновь направившимися через плато. Труп Сергия оставили валяться там, где он упал, на залитой солнечным светом лужайке.

А вверху, на скалах, притаилась Оливия, оглушенная происходящим. У нее не было сил ни крикнуть, ни пошевелиться, и она могла только лежать и расширенными от ужаса глазами смотреть, как буйная орда уносит с собой ее защитника.

Сколько она пролежала так, девушка затруднилась бы сказать. Она видела, как пираты добрались до оконечности плато и вошли в развалины, прихватив с собой и пленника. Она видела, как они копошатся вокруг руин, входя и выходя из них через двери и проломы, как ковыряются в кучах мусора и залезают на полуразрушенные стены. Спустя некоторое время примерно половина пересекла плато в обратном направлении и скрылась среди деревьев на западной его оконечности, волоком утащив с собой и тело Сергия, скорее всего, для того, чтобы сбросить его в море. Оставшиеся возле развалин принялись рубить деревья, готовя дрова для костра. Оливия слышала их крики, неразборчивые на таком расстоянии, и до нее доносились и голоса тех, кто вошел в лес, эхом отражавшиеся от деревьев. Вскоре они вновь вышли на открытое место, неся с собой бочонки с элем и кожаные бурдюки с провиантом. Они направились к развалинам, изнемогая под тяжестью своей ноши и обильно сдабривая каждый шаг проклятиями и богохульствами.

Оливия лишь краешком сознания отдавала себе отчет в происходящем. Ее переутомленный разум находился на грани срыва. Оставшись одна, совершенно беззащитная, она вдруг поняла, сколь много для нее значил Конан. К этому примешивалось отстраненное изумление коварной шуткой судьбы, в результате которой дочь короля оказалась спутницей варвара с руками по локоть в крови. Но затем ее охватило отвращение к себе подобным. Ее отец и Шах Амурат считались цивилизованными людьми, но они принесли ей одни лишь страдания. Девушка не встретила ни одного так называемого цивилизованного человека, который обращался бы с нею с добротой и любовью, не преследуя при этом каких-то собственных целей. Конан же заботился о ней, защищал и – до сих пор, по крайней мере, – ничего не требовал взамен. Уткнувшись лицом в сгиб локтя, она расплакалась, но вскоре громкие крики, донесшиеся до нее, вывели девушку из оцепенения – теперь уже ей самой грозила опасность.