Приключения майора Пронина (сборник)

Березин приказал его обыскать. Кроме перочинного ножа, у него не нашли никакого оружия. Ни револьвера, ни кастета, ничего. Осмотрели лестничную площадку, лестницу, все щели, землю вокруг дома, куда бы Захаров мог бросить револьвер, — ничего.

— Все равно, — сказал Виктор. — Пойдемте. Мы поговорим о ваших знакомствах в другом месте.

13. СТРАННЫЙ ПОКУПАТЕЛЬ

В эту ночь Виктор развил бурную деятельность.

Захаров был арестован. Надо было осмотреть флигель. Березин не нашел в нем ничего подозрительного. Здесь жили обычные советские люди, не имеющие никакого касательства к Захарову. Захаров остановил свой выбор на этом доме совершенно случайно, флигель прельстил его тишиной и удобным расположением.

На допросе Захаров все отрицал. В Ступинский переулок он попал случайно. Где–то на Бутырках жил его знакомый, которого он и разыскивал. Ни с какими иностранцами в театре не встречался. В гостиницу к Зайцеву пришел по вызову, его самого обманули. Никакого Основского не знает. Мало ли кого приходится брить, парикмахер не обязан интересоваться фамилиями клиентов. Еще нелепее говорить, что Основский ему что–то передавал, что кого–то Захаров вызывал сегодня в переулок по телефону… Все это выдумки, на которые он отказывается отвечать!

— Скажите мне лишь одно: как вы попали в Советский Союз? — спросил его Виктор.

— Я никак не мог попасть или не попасть, я всегда жил в Озериках, — насмешливо ответил Захаров. — Мой отец живет в Озериках, и моя мать живет в Озериках…

— Да, но и Павел Борисович Левин тоже живет в Озериках, — уверенно возразил Виктор.

— Вот только в этом я и виноват, — сразу согласился Захаров. — Мне всегда хотелось жить в Советском Союзе…

Часом позже были арестованы Основские. Анна Григорьевна при аресте расплакалась.

— Что будет с Сашей? — спрашивала она. — Его поместят в детский дом, да? Его поместят в детский дом?

Основский, наоборот, рисовался и подражал каким–то книжным героям.

— Через несколько дней вы меня освободите, — сказал он. — Вам известно, кого я фотографировал? Мои снимки печатались во всех газетах. Я напишу письмо…

Продолжала плакать Анна Григорьевна и на допросе. Говорила, что приносила домой только негодную копировальную бумагу. Потом она признала, что среди копировальной бумаги могли оказаться и листки, на которых отпечатался текст секретных документов. Потом призналась, что муж заставлял ее рассказывать о служебных делах. Наконец созналась и в том, что муж ее особенно интересовался военными изобретениями и что она сообщила ему о вызове в Москву инженеров Зайцева и Сливинского…

Но Основский интерес к военным изобретениям объяснил любознательностью. Он интересуется фотографией, оптикой, техникой, вообще всякими изобретениями. Никакого Захарова не знает. Ах, это парикмахер? В таком случае возможно, что он у него брился. Передавал Захарову копии секретных документов? Чепуха! Вы нашли у Захарова хоть одну копию? Покажите!

В течение ночи надо было произвести обыск и у Основских, и у Захаровых; правда, Виктор верил в осторожность преступников и мало надеялся на какие–либо находки.

За исключением отклеенных со стекол листов копировальной бумаги да нескольких копирок, валявшихся вместе с красками и карандашами в игрушках у Саши, найти у Основских ничего не удалось. Среди копирок не нашлось ни одного более или менее ясного отпечатка, и уж, конечно, никаких копий секретных документов. Это было подозрительно. Анна Григорьевна призналась, что она приносила домой копии секретных документов.

— Куда же они девались? — спросили Основского.

— Я их уничтожал, — сказал он. — Чтобы не попались на глаза кому не нужно.

У Захаровых можно было надеяться найти чертежи, которые Захаров не успел еще передать хотя бы тому же иностранцу в сером костюме, знакомство с которым он так решительно отрицал.

Елена Васильевна встретила неожиданных гостей с испугом и удивлением. Она сама старалась все показать, спешила все открыть и беспокоилась, как бы что при осмотре не пропустили.

— Вероятно, вы думаете, что мы спекулировали? — спрашивала она. — Конечно, я знаю, есть такие парикмахеры, которые занимаются спекуляцией. Но Павел Борисович совсем в этом не нуждался. Мы себя все–таки уважаем. Вы еще в комоде не посмотрели…

Виктор сам руководил обыском. Елена Васильевна не возбуждала в нем подозрений. Такие люди, как Захаров, редко посвящают жен в свои дела. Наоборот, простые, разговорчивые жены служат для них как бы громоотводом от любопытства обывателей. Если сверток и был спрятан в квартире, Елена Васильевна не могла об этом знать. Приходилось отодвигать вещи, присматриваться к щелям в полу, ощупывать обои.

Виктор помнил разговоры в парикмахерской о патефоне Захарова.

— А где же ваш патефон? — спросил он больше для порядка, вряд ли в патефоне могло быть что–нибудь спрятано.

— А я его продала, — сказала Елена Васильевна.

— Продали? — удивился Виктор. — Ведь ваш муж никак не мог с ним расстаться?