Приключения майора Звягина. Роман воспитания

— Потому что мне некогда болеть! Потому что мои полторы ставки — это работа, а не отбывание повинности, потому что я не скорблю мировой скорбью, потому что я живу, а не существую! И голова моя занята кучей дел. В том числе и твоих.

— Каких еще моих? — Володя поднял брови, собрав лоб в морщины.

— Болезный мой, — сказал Звягин. Помолчал примирительно. — Я хотел задать тебе один вопрос. Предположим, ты бы вдруг узнал, что жить тебе осталось один год. Что бы ты тогда сделал?

Володя опустил вилку с наколотым куском.

— Уехал бы, — проговорил он.

— Куда? В Америку?

— Ага. Куда глаза глядят. Лежишь ночью, смотришь в темноту, и думаешь, представляешь себе в подробностях. Уволился бы с работы. Те пару тысяч, что накоплены на машину, положил бы на имя жены. В портфель — только бритву и смену белья, денег себе — самый минимум. И утром, солнечным, ясным, едешь на такси в аэропорт. Суешь руки в карманы, читаешь расписание рейсов — и берешь билет в любую страну, в любой город, какой душа пожелает. Понимаешь — любой!.. И летишь, чтобы прожить там вторую жизнь. Потому что от первой — сил уже нет, ничего не хочется. Когда есть уже опыт и есть еще силы — все начать с нуля, увидеть то, чего не видел, оказаться свободным от всего, что тебя повязало тут по рукам и ногам.

— А работа?

— Работа всегда везде найдется для того, кто не лентяй. Причем — р-работа, а не какой-то мартышкин труд, когда никому ничего не надо!

— А семья?

— А если бы я уехал на год в командировку? В Антарктиду на зимовку? А если бы у меня вдруг и года не оказалось?..

— Плохо живешь, но трезво мыслишь, — сказал Звягин. — Позволь привести в назидание одну байку. Женатый мужчина за шестьдесят долго любил одну женщину, а она его. Но она не могла оставить больного мужа, а ее друг жалел жену. И вот он угодил в онкологию, исход операции вызывал сомнение. И тут только, ужаснувшись скоротечности жизни, они поклялись: если он останется жив — они соединятся навсегда. Все оказалось так просто: из больницы она привезла его к себе, мгновенно разменяв квартиру и наняв сиделку бывшему мужу.

— Агитируешь? — вздохнул Володя. — Историю сейчас придумал?

Звягин усмехнулся жестко.

— История подлинная. И не столь редкая. Да через год он помер, запоздала операция. И до самого конца они не могли толком понять: почему раньше не сделали то, о чем мечтали полжизни?

А теперь скажи: что для тебя труднее — оторваться отсюда или прорваться туда?

Вздох и пожатие плеч — типичный ответ советского интеллигента на призыв к действию.

— Прорваться — это уже трудности конкретные… хотя все это практически невозможно… — меланхолически тянул интеллигент. — А оторваться… есть ведь совесть, душа, привязанности… долг, наконец.

— Ты в школе биологию учил?

— А что?

— Есть такое животное — гигантский ленивец.

— Это в мой адрес?

— Льстишь себе. Ты экземпляр средненький… ленивец советикус вульгарис.

После ужина, расхаживая по комнате и твердо ввинчивая каблуки в ковер, Звягин ни с того ни с сего обрушился на жену:

— Из всех литературных шедевров, которыми ты меня потчуешь уже двадцать лет, я особенно не переношу чеховских «Трех сестер»! Меня еще в школе трясло: «В Москву, в Москву!» — а сами сидят на месте. Купить билеты и ехать в Москву!

— Ты варвар, — горестно сказала жена. — Ты неспособен понять, что художественная литература и практическое руководство по реанимации — это разные жанры.

— Я знаю, что это разные жанры. А все равно трясет: хочешь ехать — сядь и езжай! Не то проплачешь всю жизнь. Вот и он пусть едет!

— А если дорога перекрыта?

— Выкуй топор и проруби ход через завал!

Жена дописала до точки конспект завтрашнего урока и погасила настольную лампу.

— Ты полагаешь, отъезд явится для него выходом?

— Полагаю! Самое главное — он снимет груз со своей души, исполнит давно желаемое.

— А дальше? От себя, как известно, не уедешь.

— Зато можно уехать от других, — хмыкнул Звягин.

— Там хорошо, где нас нет.

— Из двух одно: либо он вернется, что глубоко сомнительно, либо нет. Но если и да — прежняя жизнь перестанет быть тягостной, потому что он сравнит ее с другой и сделает добровольный выбор.

— Ты рассуждаешь, словно его судьба в твоей власти!

Звягин с расстановкой нацедил в стакан молока и сделал глоток.

— Сильный и умный всегда властен над слабым и глупым, — без ложной скромности сказал он. — Задайся целью — тьфу!.. Я соблазняю его жену, и она признается ему, что любит другого. Я подпаиваю его, разбиваю камнем витрину и сдаю тепленького милицейскому патрулю: вытрезвитель, уголовное дело о хулиганстве — и он вылетает с работы с треском. Я объясняю ситуацию знакомому кардиологу — и тот пугает его насчет здоровья так, что он задумывается о последних месяцах жизни. Все, свободен, может катиться на все четыре стороны и тараниться в Америку!

— Мой муж — супермен! — покрутила головой жена.

— И самое смешное — он был бы еще благодарен судьбе, избавившей его от необходимости принять решение и отвечать за него.

— Что же тебя останавливает?

— Слишком много чести для него, — буркнул Звягин.