Приключения мальчика Кеши

В те годы я периодически, но часто покуривал – модно, прикольно и ново. К слову сказать, сейчас тоже, хотя гораздо реже (1-2 сигареты в квартал) – уже не ново, не модно, но всё еще прикольно. Особенно, когда так не часто.

Ну так вот. 1 сентября, праздничная линейка. Кто-то куда-то идёт, кто-то что-то читает – очень интересное зрелище… А не покурить бы? А почему бы и нет, подумал я, и начал курить в последнем ряду. Очень быстро мои глаза упёрлись в глаза классного руководителя…

До сих пор удивляюсь военной выдержке подполковника в запасе Юрия Георгиевича Яркина – мне бы такую маненько. Он даже говорить мне ничего не стал – немым отеческим укором дал ясно понять: мальчик мой, ты не прав…

Спорить с ним не стал – нельзя так нельзя. Что я, маленький что ли, в самом деле…

Глава 5. 1990.

Первые разочарования и обиды

1990. Хочу уметь летать

Разочарования и обиды – более тонкая материя, чем просто шалости или даже хулиганство. Разочарования норовят обрушить внутренний мир, а обиды исказить его, деформировать личность. В пять-шесть лет меня жёстко обманули. При чём мои же родные.

С мамой я поделился своей мечтой: хочу летать! На носу висела школа и мама сориентировалась: “Нужно читать – 30… нет… 50 страниц в день и научишься…”. Я читал по 70-100.

Результат не заставил себя долго ждать. Очень быстро появилось ощущение лёгкости и воздушности, как будто паришь, но сам отрыв от земли почему-то не происходил. Видимо, читаю много, но не внимательно – подумал я. Поднажал. Время шло, а летать так и не научился. Ну что тут сказать: призовые места по скорости чтения в начальной школе для мальчика – большая редкость. Это было предметом моей гордости, а за всё хорошее, как известно, нужно платить…

1993. “Это не я!”

Разочарования только начинались, и следующее серьёзное ждало меня в конце первого класса. Букварь для первоклассника – что священное писание для верующего. И однажды у моего экземпляра склеились две страницы. Там, где буква Щ (на этом развороте изображён довольно странного вида щенок, а рядом будка-скворечник, кто ещё помнит). Когда они склеились и при каких обстоятельствах, загадкой остаётся до сих пор.

Первый же урок – урок чтения. Доходит очередь до меня, и нужно прочитать текст с недоступного мне разворота.

Я к соседу Эдику – мол, так и так.

– Неа, пользуйся своим.

Техническая заминка.

Наша первая учительница Татьяна Лазаревна Крылова уже была в возрасте – строгий советский учитель (чуть не написал воспитатель), всегда задавала всему классу высокую планку в вопросах нравственных и образовательных. Подобная заминка была для неё категорически неприемлема, и она быстро включилась в режим атаки.

Буквально через 20 секунд я стоял перед всем классом рядом с её столом и подавал свидетельские показания. С её точки зрения, история звучала неубедительно, не клеилась, была сплошь пропитана ложью (уж от кого от кого, но от тебя…) и приговор был хлёстким, но предельно простым – стоять весь день перед классом, пока я не сознаюсь. Я бы и сейчас не сознался в том, что не делал, а тогда внутри себя я был просто вне себя. В итоге простоял весь день и уже на следующий должен был прийти с мамой.

Но это был прекрасный день, и великое стояние было не напрасно. Так получилось, что с самого начала меня поставили буквально нос к носу перед Леной Хрящевой – девочкой-мечтой, поэтому даже если бы эти страницы действительно склеил бы я, то ни за что бы в этом не признался…

1993. “Я с тобою не дружу – ты не знаешь падежу”

Видимо, такого позора моей первой учительнице показалось мало, и на следующий год она решила повторить. Наступили на мою больную мозоль – падежи. По правде говоря, я их иногда путаю до сих пор, но тогда это были те ещё перлы. Например, каким будет правильный ответ на вопрос “какой?” для слова “ноябрь”? А вот и не угадали – нояборский. А для декабря – декаборский и т.д.

Именно таким было домашнее задание, и я его с треском провалил. До такой степени, что мою работу зачитали перед всем классом! Любимчик, мальчик-паинька, а падежей не знает …

Заикание, которое почти сошло на нет, внутренне быстро обострилось, дыхание затруднилось. Не знаю, что было видно со стороны, но изнутри я весь горел синим пламенем. Именно в этот день начала формироваться стойкая неприязнь к этому предмету, и через четыре года она закрепится окончательно – ещё поговорим об этом…

1997. Без вины виноватый и перевод в другую школу

Больше каких-то особых инцидентов не было, и постепенно наступил конец шестого класса. И тут со мной произошла совсем обидная и несправедливая история. Одна из ключевых, определивших мой дальнейший жизненный путь.

Как у всех нормальных детей, у меня был лучший школьный друг – Вадим Загвоздкин. Не знаю, что он там не поделил с Тёмой и Саньком (за девчонок мы ещё не боролись), но я стал случайным свидетелем их потасовки после школьных занятий вне территории нашей Климовской средней школы № 3. По-моему, они даже немного подрались, но так – для порядка.