Приключения мальчика с собакой

Церулей свирепо скрипнул зубами. Гликон, чувствуя, что зашел слишком далеко, торопливо добавил:

– Глупый предрассудок!

Матросы прислушивались к их разговору, и Церулей громко, чтобы все слышали, объявил:

– За убытки, причиненные бурей, заплатит римлянин, отец нашей пленницы. Мы повысим цену выкупа, и все. Каждый получит вдвое больше, чем предполагал, а кормчий – вчетверо…

– Слава щедрому Церулею!.. Слава! – закричали пираты, и нимфа Эхо[17] отозвалась на их крик в прибрежных скалах.

Гликон, кивая на берег, льстиво пробормотал:

– Твою щедрость, о Церулей, славословят даже бессмертные!

Рыжий предводитель пиратов насмешливо покосился на старика:

– Мне все идет на пользу, даже злые умыслы… Довольно орать! – оборвал он матросов. – Эй, Приск, спустись-ка вниз, посмотри, что там делается!

С помощью одного из пиратов Приск отодвинул задвижки и поднял крышку люка. Из черной глубины его послышались хриплые стоны. Там, внизу, вспомнил Клеон, заперты рабы-гребцы. Как, должно быть, швыряло этих людей в темноте, когда корабль прыгал и нырял среди волн!

Приск, став на колени, опустил голову в люк.

– Эй-эй!.. Как вы там – живы? – крикнул он и, повернувшись к Церулею, с гримасой сказал: – Настоящая клоака!

– Еще бы!.. В такую бурю просидеть взаперти целый день! – покачал головой матрос, помогавший Приску.

– Их, верно, трясло там, как игральные кости в коробке, – засмеялся Гликон.

– Тащите их скорее наверх да кормите! – приказал Церулей. – Надо восстановить их силы. Они понадобятся нам завтра при починке корабля. Сними с них цепи! – Он перебросил Приску ключ от цепей.

Приск принес откуда-то канат и, обвязав его вокруг мачты, опустил конец в люк. Церулей и Гликон направились к корме. Заметив Клеона, Церулей поманил его к себе:

– Поди к Фидиппу, я уже посылал тебя к нему сегодня. Принеси нам чего-нибудь поесть… Хоть оливок, что ли… Да пусть он пришлет того италийского вина, что мы сняли с купеческого корабля!

Клеон сделал несколько шагов и остановился, не зная, куда идти, и не смея напомнить Церулею, что утром он не успел дойти до каморки повара. К счастью, Фидипп сам появился на палубе, такой же лоснящийся жиром, как утром, и так же прижимая к себе одной рукой мех с вином, а в другой неся корзиночку, на этот раз наполненную оливками, крутыми яйцами, пшеничными лепешками и кусками окорока.

Сидя под изодранным бурей навесом, кормчий с аппетитом принялся уплетать маринованные оливки, запивая их альбанским вином. Опускаясь возле него на палубу, Церулей сказал:

– Привет и благодарность! Сегодня твое искусство и знание здешних берегов спасли нас. Теперь надо подумать о починке миопароны. – Он заглянул в корзиночку Фидиппа: – Что там у тебя?… Несколько кусков ветчины? Да я один мог бы съесть целого кабана, клянусь Гераклом! Давай сюда все, что у тебя есть, и беги еще за припасами.

Все накинулись на еду. С набитыми ртами они обсуждали, как быстрее привести миопарону в порядок. На Клеона и Льва никто не обращал внимания и никто не поглядел в сторону полумертвых рабов, которых Приск и другие матросы втащили на палубу. У Клеона сводило челюсти от голода. Лев чинно сидел возле хозяина, и только длинная струя слюны, свисавшая из угла рта, выдавала его томление. «Если я буду молчать, – подумал Клеон, – мы со Львом умрем от голода, и этого даже никто не заметит».

– Я хочу есть, – сказал он, ни к кому не обращаясь. – Я хочу есть. И Лев тоже.

– Мальчик и собака голодны! – воскликнул Церулей. – Эй, Фидипп! Немедленно дать мяса и оливок мальчику и собаке. Да вина им обоим! Такой умный пес, наверное, лакает вино! – Довольный своей шуткой, Церулей захохотал.

Пираты, отдыхавшие на палубе, подхватили его смех. Развалясь на не обсохших еще досках, они ели и пили, радуясь отдыху. Фидипп обносил их вином, холодным вареным мясом и маринадом.

Церулей поднялся и с усмешкой оглядел палубу:

– Хо-хо!.. Можно подумать, что ужинаешь у какого-нибудь богача в Риме. Клянусь богами! Не хватает только флейтисток и венков.[18] – Он широко обвел рукой вокруг: – Тут и пирующие и трупы гладиаторов…

Клеон, набивший рот мясом, поперхнулся от этой шутки. Церулей весело подмигнул ему:

– Говорят, аппетит римлян возрастает, если кровь брызжет на их кушанья.

– Ну, ну, это сказки, – сказал кормчий, ласково глядя на побледневшего мальчика. – Не слушай его. Никто в триклиниях[19] не устраивает сражений. Это он просто так говорит… чтобы попугать тебя.

– А-а, – протянул Церулей, – в триклиниях не сражаются! Так если он плохо будет служить мне, я отдам его в школу гладиаторов. Тогда уж, хочешь не хочешь, а придется тебе сражаться и убивать на арене своих лучших друзей!.. Смотрите-ка, позеленел, словно незрелая оливка! – Церулей щелкнул Клеона по лбу и захохотал.

Его смеху вторил Гликон, пираты, лежавшие поблизости, и даже кормчий. Испуг пастушонка, вообразившего, что он может стать гладиатором, казался всём крайне забавным.

– Следуй за мной, как тень, и я, может быть, помилую тебя! – важно сказал Церулей.