Приключения мальчика с собакой

Церулей свирепо скрипнул зубами. Гликон, чувствуя, что зашел слишком далеко, торопливо добавил:

— Глупый предрассудок!

Матросы прислушивались к их разговору, и Церулей громко, чтобы все слышали, объявил:

— За убытки, причиненные бурей, заплатит римлянин, отец нашей пленницы. Мы повысим цену выкупа, и все. Каждый получит вдвое больше, чем предполагал, а кормчий — вчетверо…

— Слава щедрому Церулею!.. Слава! — закричали пираты, и нимфа Эхо[17] отозвалась на их крик в прибрежных скалах.

Гликон, кивая на берег, льстиво пробормотал:

— Твою щедрость, о Церулей, славословят даже бессмертные!

Рыжий предводитель пиратов насмешливо покосился на старика:

— Мне все идет на пользу, даже злые умыслы… Довольно орать! — оборвал он матросов. — Эй, Приск, спустись-ка вниз, посмотри, что там делается!

С помощью одного из пиратов Приск отодвинул задвижки и поднял крышку люка. Из черной глубины его послышались хриплые стоны. Там, внизу, вспомнил Клеон, заперты рабы-гребцы. Как, должно быть, швыряло этих людей в темноте, когда корабль прыгал и нырял среди волн!

Приск, став на колени, опустил голову в люк.

— Эй-эй!.. Как вы там — живы? — крикнул он и, повернувшись к Церулею, с гримасой сказал: — Настоящая клоака!

— Еще бы!.. В такую бурю просидеть взаперти целый день! — покачал головой матрос, помогавший Приску.

— Их, верно, трясло там, как игральные кости в коробке, — засмеялся Гликон.

— Тащите их скорее наверх да кормите! — приказал Церулей. — Надо восстановить их силы. Они понадобятся нам завтра при починке корабля. Сними с них цепи! — Он перебросил Приску ключ от цепей.

Приск принес откуда-то канат и, обвязав его вокруг мачты, опустил конец в люк. Церулей и Гликон направились к корме. Заметив Клеона, Церулей поманил его к себе:

— Поди к Фидиппу, я уже посылал тебя к нему сегодня. Принеси нам чего-нибудь поесть… Хоть оливок, что ли… Да пусть он пришлет того италийского вина, что мы сняли с купеческого корабля!

Клеон сделал несколько шагов и остановился, не зная, куда идти, и не смея напомнить Церулею, что утром он не успел дойти до каморки повара. К счастью, Фидипп сам появился на палубе, такой же лоснящийся жиром, как утром, и так же прижимая к себе одной рукой мех с вином, а в другой неся корзиночку, на этот раз наполненную оливками, крутыми яйцами, пшеничными лепешками и кусками окорока.

Сидя под изодранным бурей навесом, кормчий с аппетитом принялся уплетать маринованные оливки, запивая их альбанским вином. Опускаясь возле него на палубу, Церулей сказал:

— Привет и благодарность! Сегодня твое искусство и знание здешних берегов спасли нас. Теперь надо подумать о починке миопароны. — Он заглянул в корзиночку Фидиппа: — Что там у тебя?… Несколько кусков ветчины? Да я один мог бы съесть целого кабана, клянусь Гераклом! Давай сюда все, что у тебя есть, и беги еще за припасами.

Все накинулись на еду. С набитыми ртами они обсуждали, как быстрее привести миопарону в порядок. На Клеона и Льва никто не обращал внимания и никто не поглядел в сторону полумертвых рабов, которых Приск и другие матросы втащили на палубу. У Клеона сводило челюсти от голода. Лев чинно сидел возле хозяина, и только длинная струя слюны, свисавшая из угла рта, выдавала его томление. «Если я буду молчать, — подумал Клеон, — мы со Львом умрем от голода, и этого даже никто не заметит».

— Я хочу есть, — сказал он, ни к кому не обращаясь. — Я хочу есть. И Лев тоже.

— Мальчик и собака голодны! — воскликнул Церулей. — Эй, Фидипп! Немедленно дать мяса и оливок мальчику и собаке. Да вина им обоим! Такой умный пес, наверное, лакает вино! — Довольный своей шуткой, Церулей захохотал.

Пираты, отдыхавшие на палубе, подхватили его смех. Развалясь на не обсохших еще досках, они ели и пили, радуясь отдыху. Фидипп обносил их вином, холодным вареным мясом и маринадом.

Церулей поднялся и с усмешкой оглядел палубу:

— Хо-хо!.. Можно подумать, что ужинаешь у какого-нибудь богача в Риме. Клянусь богами! Не хватает только флейтисток и венков.[18] — Он широко обвел рукой вокруг: — Тут и пирующие и трупы гладиаторов…

Клеон, набивший рот мясом, поперхнулся от этой шутки. Церулей весело подмигнул ему:

— Говорят, аппетит римлян возрастает, если кровь брызжет на их кушанья.

— Ну, ну, это сказки, — сказал кормчий, ласково глядя на побледневшего мальчика. — Не слушай его. Никто в триклиниях[19] не устраивает сражений. Это он просто так говорит… чтобы попугать тебя.

— А-а, — протянул Церулей, — в триклиниях не сражаются! Так если он плохо будет служить мне, я отдам его в школу гладиаторов. Тогда уж, хочешь не хочешь, а придется тебе сражаться и убивать на арене своих лучших друзей!.. Смотрите-ка, позеленел, словно незрелая оливка! — Церулей щелкнул Клеона по лбу и захохотал.

Его смеху вторил Гликон, пираты, лежавшие поблизости, и даже кормчий. Испуг пастушонка, вообразившего, что он может стать гладиатором, казался всём крайне забавным.

— Следуй за мной, как тень, и я, может быть, помилую тебя! — важно сказал Церулей.