Приключения мальчика с собакой

— Да… Продление жизни не купить ни за какие сокровища! Подумайте: такой богатый человек — и умер, как и другие смертные! Пусть благополучной будет для него переправа через Ахерон![61] — Отдав дань благочестию, сенатор сердито обернулся к лектиариям: — Что же вы стоите разинув рты? Путь свободен!

Носильщики подхватили лектику. Сенатор заметил Клеона и нахмурился, вспомнив о торге с Фабией. Клиенты, у которых были просьбы к патрону,[62] приуныли: если даже зрелище похорон не смягчило его сердце, то вряд ли их беды вызовут его сочувствие. И они пожалели, что не ушли, когда занавески лектики были спущены и можно было исчезнуть незаметно.

«Почему они молчат или робко шепчутся? — думал Клеон, глядя на их понурые фигуры. — Должно быть, я попал к злому хозяину, вроде того, что сейчас хоронили… Выбить глаз человеку за то, что он чихнул! Римские богачи хуже пиратов. Каждую минуту и со мной может случиться что-нибудь ужасное… Как же тут быть веселым?» — мысленно обратился он к Галлу.

Лектиарии остановились перед мраморным портиком двухэтажного дома. Привратник широко распахнул отделанную мрамором и бронзой дверь и помог хозяину выйти из лектики. (Гней Станиен, по настоянию своего старшего сына Лунин, не держал привратника на цепи, как это делали в других домах, и даже большой пес, охранявший вход, бегал по вестибюлю на свободе.) С радостным лаем пес бросился к Станиену. «Значит, хозяин не злой», — с облегчением подумал Клеон. И вдруг… мальчик глазам своим не поверил: вместо того чтобы приласкать собаку, господин ударил ее ногой и как ни в чем не бывало пошел дальше. Обиженный пес взвизгнул, отскочил и столкнулся с огромной чужой собакой. Повернувшись к незнакомцу боком, он с шумом втянул в себя воздух и раскатисто зарычал. Лев ощетинился и, также став боком к противнику, зарычал еще грознее.

— Лев!.. Не смей!.. — крикнул Клеон.

Лев оглянулся, и в ту же минуту пес Станиенов вцепился ему в плечо. Лев взвыл, бросился на невежу, сбил его с ног, но и сам не удержался. Рыча и визжа, собаки покатились по мозаичному полу вестибюля.

— Держи своего пса! — кричал привратник. — Рекс — любимая собака госпожи!

Но Клеону не удавалось оттащить Льва: положение дерущихся собак поминутно менялось — то одна из них была наверху, то другая. Несколько рабов и не успевших уйти из вестибюля клиентов принялись швырять в собак всем, что попадалось под руку, но подойти к ним никто не решался.

— Плохо тебе придется, если не остановишь своего пса! — грозил привратник.

— Остановлю, — побелевшими губами бормотал Клеон. — Сейчас остановлю.

Но, прежде чем Клеон успел что-нибудь сделать, — Рекс, оставив кусок уха в зубах противника и визжа на весь дом, обратился в бегство. Лев кинулся за ним. Клиенты, под ноги которых Рекс бросился искать защиты, подались назад, крича и размахивая палками. Клеон схватил наконец ошейник Льва и, пробежав с собакой несколько шагов, остановил ее. Лев рычал и рвался из рук мальчика.

— Ну, теперь увидишь, что 0удет! — крикнул привратник и побежал во внутренние покои, куда скрылся Гней Станиен. — Беда, господин!.. Беда!.. Он загрыз его!..

Станиен не сразу разобрал, что произошло, а когда наконец понял, о чем докладывает ему остиарий,[63] схватил первое попавшееся на глаза «оружие» — небольшую серебряную статуэтку — и бросился в вестибюль с криком:

— Любимца Фульвии!.. Убить любимца Фульвии?!

Глава 5. Неожиданный защитник

Клеон стоял посреди вестибюля, обеими руками вцепившись в ошейник Льва. Вокруг мальчика и собаки столпились клиенты, потрясая кулаками. Поджав хвост и взъерошив загривок, Лев, словно волк, окруженный собаками, вертелся во все стороны, отпугивая беснующихся людей оскаленными клыками. Рабы, стоя поодаль, с жалостью глядели на мальчика.

Станиен замахнулся своей статуэткой, но сзади кто-то схватил его за руку и с такой силой сжал запястье, что серебряная танцовщица выскользнула и со звоном хлопнулась о пол. Толстяк угрожающе обернулся. Перед ним стоял его старший сын Луций.

— Ты смеешь… на отца!.. — задыхаясь, крикнул Станиен. — Да я убью тебя, как… — Он наклонился, чтобы поднять статуэтку.

Луций, опередив его, поднял серебряную танцовщицу:

— Моя жизнь в твоих руках.[64] Но подумай, что, если бы собака бросилась на тебя?

Толстяк отдувался, обессиленный вспышкой гнева. Взглянув на Льва, он попятился за спины слуг, которые — он был уверен — скорее дадут растерзать себя, чем допустят, чтобы собака искусала хозяина. Они поступили бы так не из преданности: если они не сумеют защитить господина, все живущие в доме рабы будут наказаны, а в случае его смерти — и казнены.

Станиен опустился на скамью, где по утрам обычно сидели клиенты, поджидая пробуждения патрона, и слабо помахал рукой, указывая на Клеона и Льва:

— Повесить… немедленно…

Крики вокруг мальчика и собаки усилились, но подойти к ним по-прежнему никто не решался.

Изо всех сил удерживая Льва, Клеон шептал:

— Тихо… тихо, Лев…