Приключения маленького лорда

– Что дальше? – спросил он. – Вы помните, я сказал вам, чтобы вы не писали мне о нём, и я ничего не знаю. Что это за мальчик? До матери мне нет дела. Но скажите: какой он мальчик?

Гавишем отпил портвейна из рюмки и несколько мгновений сидел, не выпуская её из руки.

– Очень трудно судить о характере семилетнего ребёнка, – осторожно заметил он.

Граф быстро поднял голову и сказал резко:

– Он глуп? Неуклюж? В нём сказывается американская кровь?

– Мне кажется, американская кровь не повредила ему, – сухо и по обыкновению спокойно ответил адвокат. – Я имею слабое понятие о детях, но нахожу, что он красивый мальчик. – Гавишем всегда говорил спокойно, без эмоций. Но теперь он постарался придать своему голосу ещё большую бесстрастность, чем обыкновенно, решив, что лучше предоставить графу самому судить о Цедрике и совсем не подготовлять его к встрече с внуком.

– Он здоровый рослый мальчик? – спросил старый лорд.

– Да, кажется здоровым и очень большим, – ответил адвокат.

– У него прямые ноги и он не безобразен? – спросил граф.

На тонких губах Гавишема появилась еле заметная улыбка. Он мысленно увидел ту картину, которой любовался в Коурт-Лодже: красивый, грациозный ребёнок на тигровой шкуре, блестящие спутанные волосы, весёлое розовое личико.

– Мне кажется, он очень красивый мальчик, – повторил адвокат, – но я плохой судья. Только он мало походит на английских детей, мой лорд.

– Я так и знал, – насмешливо фыркнув, заметил граф и сморщился от приступа подагры. – Эти американские мальчишки беззастенчивые буяны, я уже слышал об этом.

– Ну, маленький лорд не совсем таков, – сказал Гавишем. – Мне трудно объяснить вам всё. Он больше общался со взрослыми, чем с детьми, и, мне кажется, отличается от английских детей, главное, тем, что в нём проглядывает смесь зрелого ума с ребячеством.

– Это американская беззастенчивость, – повторил граф. – Я и раньше часто слышал о ней. Американцы называют это ранним развитием, свободой. А в сущности, у американских ребят противные, беззастенчивые, дерзкие манеры, вот и всё.

Гавишем выпил ещё вина. Он редко спорил со старым лордом и никогда не противоречил ему, когда нога графа воспалялась от подагры. В такие дни лучше бывало не раздражать старика. Итак, наступило несколько минут молчания. Первым заговорил Гавишем.

– У меня есть к вам поручение от миссис Эрроль, – заметил он.

– Мне не нужно её поручений, – проворчал граф. – Чем меньше я услышу о ней, тем лучше.

– Это важное поручение, – объяснил адвокат. – Она не хочет брать денег, которые вы желали ежемесячно выдавать ей.

Граф заметно вздрогнул.

– Что такое? – вскрикнул он. – Что такое?

Мистер Гавишем повторил:

– Она говорит, что ей эти деньги не необходимы и что между вами и ею не существует дружеских отношений.

– Дружеских! – с бешенством крикнул граф. – Могу сказать, что они недружеские. Мне даже противно думать о ней. Корыстолюбивая американка с крикливым голосом. Я не желаю её видеть.

– Смею заметить, мой лорд, – сказал Гавишем, – что вряд ли её можно назвать корыстолюбивой. Она ничего не просит и не желает получать денег, которые вы предлагаете ей.

– Всё это для вида, – насмешливо заметил граф. – Она хочет заставить меня принять её. Она воображает, что восхитит меня своим умом. И мне всё это противно. Это американская дерзость! Я не желаю, чтобы она жила как нищая у ворот моего парка. Она – мать лорда, а потому должна жить прилично и будет жить так, как я захочу. Я ей дам денег, хочет она этого или нет.

– Она не станет тратить их, – сказал Гавишем.

– Мне всё равно, будет она их тратить или нет, – прокричал граф. – Я прикажу отсылать их ей. Пусть она не имеет права говорить, что ей приходится жить как нищей, потому что я ничего не сделал для неё. Она желает внушить мальчику дурное мнение обо мне. Она, конечно, уже насказала ему нехороших вещей о его дедушке!

– Нет, – возразил Гавишем. – У меня есть другое поручение от неё, которое докажет вам, что она не сделала ничего подобного.

– Я не хочу ничего слушать, – сказал граф, задыхаясь от злобы, волнения и подагры.

Но Гавишем всё-таки сказал:

– Она просит вас устроить так, чтобы лорду Фаунтлерою не говорили о вашем желании разъединить его с матерью из-за ненависти к ней. Мальчик очень привязан к миссис Эрроль, и она убеждена, что в этом случае между вами и внуком образуется преграда. По её словам, он не поймёт ваших побуждений, пожалуй, станет бояться вас или, по крайней мере, чувствовать к вам меньше любви. Она сказала маленькому лорду, что он не поймёт, почему им нельзя жить вместе, так как он ещё мал, но что он узнает обо всём, когда станет старше. Она не хочет, чтобы какая-нибудь тень омрачала его первое свидание с вами.

Граф тяжело опустился на спинку кресла, его впалые, суровые, старые глаза загорелись под нависшими бровями.

– Что это? – всё ещё задыхаясь, проговорил он. – Что это? Неужели вы хотите сказать, что она до сих пор ничего не говорила ему?