— Возьми, — сказал он, протягивая сапоги.
— Не надо, Игнат Васильевич.
— В казенных не уедешь…
— А я остаюсь в школе. — Алешка на радостях обхватил дядю Пуда, попытался поднять, но лишь волчком закружился вокруг могучей кряжистой фигуры.
…Когда Колька Лопата увидел дядю Ивана и рядом с ним Алешку с какой-то поклажей, то с трудом удержался, чтобы не дать стрекача из дому. Предал его Алешка, все рассказал. Что мог еще подумать самозванный племянник? Но Алешка был весел, и дядя Иван как будто тоже в хорошем настроении. И через полчаса Колька уже принимал участие в устройстве Алешкиного жилья. Сообща сколачивали топчан и набивали соломой матрац. А потом втроем пировали за самоваром, и дядя Иван подавал ребятам команду:
— Племяши, еще по стаканчику! — И рассказывал: — Знаете, хлопцы, дед мой Левшин какой силы был? Одолжил он как-то соседу возок сена, а получить обратно не может. Не раз говорил, — отдай да отдай, ну а сосед, — подожди да подожди. Разозлился дед и пошел долг требовать. А сосед увидел и спрятался в стожке. Выходит — и долга спросить не с кого. Разозлился дед, опутал стожок веревкой, а в нем пудов восемь, и вместе с хозяином унес.
— А вы тоже сильный? — спросил Алешка.
— Сейчас какая во мне сила! А вот в молодости — Другое дело. Да я сейчас покажу карточку. Снимался, чуть постарше тебя был.
Дядя Иван подошел к комоду и стал перебирать стоящие на нем фотографии.
— Где же это моя карточка? Куда она запропастилась? Алексей, ты не видел ее?
— Нет, — ответил Колька.
— Ну ладно, после найдем. И силен же был тогда. Ни дать, ни взять в деда. Не то, что ты, Алексей. Нет в тебе левшинской силы. И на грудь узок, и сам собой не кряжист.
— Потренируюсь и буду сильный, — сказал Колька.
— Да уж постарайся, не позорь род Левшиных!
После чая дядя Иван ушел на огород к своим грядкам, а Алешка и Колька уселись на крыльце. Некоторое время они молчали, а потом Колька недовольно сказал:
— Жил бы да жил в общежитии…
— Так вышло…
— Ладно, — только ты будь осторожен, — предупредил Колька. — Смотри-ка, — и достал из кармана фотографию. — Та самая, что дядя Иван искал. Чуешь, что за карточка?
— Верно, здоровый был дядя Иван.
— Не в том дело. Ты гляди лучше.
— Гляжу.
— А что видишь?
— Дядю Ивана.
— А ты лучше смотри!
Алешка наклонился к фотографии.
— Теперь пропали мы. Сегодня не узнал, завтра узнает. Долго ли? И как только он до сих пор не догадался?
— Сам не пойму, — пожал плечами Колька. — На тебя взглянешь, сразу видно, — ты родня.
— Все равно будем говорить, — ты племянник, а я нет!
— И больно на лицо вы схожи, — рассматривая Алёшку, продолжал Лопатин, — особенно носами. Нос курносый. На одного рос, семерым достался…
— Не болтай!..
— А что дашь, чтобы, дядя Иван не узнал тебя? Дрова за меня колоть будешь?
— Буду.
— А воду таскать?
— Ладно, и воду буду. Только ты скажи, — что сделаешь?
— Заговорю глаза дяде Ивану, — хитро подмигнул Колька.
— Да ну тебя! — отмахнулся Алешка.
— Ну ладно, — смилостивился Колька, — будем вместе и дрова колоть и воду носить. А знаешь, почему дяде Ивану трудно тебя узнать? Человек сам себя хуже всего видит. А другим вас не сравнить: дядя Иван старый, а ты молодой.
Новые раздумья, новые заботы
С того дня Алешка стал жить у дяди Ивана. Страхи его прошли, но о своем обмане он думал все чаще и чаще. Ему хотелось доказать, что он совсем не плохой. Что бы он ни делал — отвечал ли урок, вел ли машину на трактородроме или просто выполнял домашнее задание, — все он старался сделать хорошо и мысленно засчитывал это как некое, пусть очень маленькое, но все же искупление своей вины. Ты лучше всех окончишь училище, ты дашь самую большую выработку на трактор, и тебя простят… Он мечтал стать тысячегектарником. Вот тогда, несмотря ни на что, ему скажут: «Молодец, Алешка!» и лишь пожурят за то, что он пробрался в училище под чужой фамилией. Это, конечно, было самоутешением, но оно успокаивало, помогало учиться и вполне устроило бы Алешку, если бы не одно весьма важное обстоятельство. Быть тысячегектарником! Но почему Шугай отказался? Алешка чувствовал, — вся его система оправдания рушится. Что значит быть тысячегектарником? Он читал про передовых трактористов; о них им рассказывали на занятиях, и пока перед ним была газета, пока он слушал рассказ преподавателя, все было ясно и не вызывало никаких сомнений. У передового тракториста большая выработка, высокий урожай, в отличном состоянии машина. Но стоило Алешке подумать о Шугае, все путалось.
Со всеми своими раздумьями Алешка решил пойти к завучу.
Сергей Антонович просматривал классный журнал.
— Ты зачем? — спросил он и улыбнулся. — Николай Лопатин — пять, пять, пять. Круглый отличник. — Сергей Антонович словно разговаривал сам с собой.
— Я к вам, Сергей Антонович.
— Садись. Я и сам давно хотел с тобой поговорить. Ты как считаешь, кроме тракторов и машин, в жизни что-нибудь есть? Ну, скажем, дружба?
— Есть…
— Стало быть, дружбу признаешь? А с кем ты дружишь?
— С Пудовым Игнат Васильевичем.