Приключения маленького тракториста

— Это мой сменщик, — сказал Форсистов. — В летней горнице поместим его.

— Пусть живет, — согласилась Глаша. — Мне что на нас двоих, то и на троих готовить.

— Я заплачу, — поспешил сказать Алешка.

— Ладно, ладно; ишь, нашелся богач, — рассмеялся Форсистов. — Нам с тобой еще заработать надо. А не заработаем, — обоих Глаша выгонит!

— Да ну тебя! — тихо ответила женщина. — Нашел выгонялыщицу. Как-нибудь проживем.

— Нет, не как-нибудь, Глаша, а так, чтобы лучше не надо. Не веришь?

— Верю, верю. — И стала накрывать на стол.

За ужином больше всех говорил Форсистов. Он рассказывал, на каких полях им придется работать, уверял, что они легко смогут выполнить по две нормы, и готов был поклясться, что Алешку ждет самое лучшее будущее, на которое может только рассчитывать молодой начинающий тракторист. Алёшка слушал и не мог понять одного: почему так жалостливо смотрит на мужа Глаша? В ее глазах была какая-то боязливость, она словно просила его не гнаться за хорошей жизнью; и когда в азарте он стал уверять Алешку, что через год-другой он, Форсистов, будет ездить на своей «Победе», она перебила его: «Ну зачем, Харитоша, какая-то «Победа», когда есть дом, корова, овечки в хлеву». Форсистов сначала разозлился, а потом рассмеялся: «Ну, что поделаешь с бабой! Отсталость, некультурность!» Алешка, конечно, был на стороне Форсистова, но поведение Глаши вызывало у него какое-то недоверие к словоохотливому хозяину дома. Уж больно много сулит!

После ужина Форсистов повел Алешку в летнюю горницу. Электрическая лампочка, спрятанная в прядях бумажных лент, осветила бревенчатые стены и полог, за которым стояла деревянная кровать. Летняя горница понравилась Алешке. Чисто, светло, окна в сад. Он по-хозяйски огляделся, отдернул полог и, присаживаясь на кровать, спросил:

— Харитон Дорофеевич, вы Шугая не видели?

— Как же. Я только тебя оформил, а он тут как тут. Про тебя спросил.

— Про меня? — испуганно переспросил Алешка.

— Спрашивал, не видал ли я тебя в городе. Был, говорит, тракторист, да весь вышел…

— Значит, он про меня ничего не знает…

— Ясно, не знает. И смотри, парень, из деревни да с колхозного поля ни шагу. И никому не писать. Только себя подведешь. Я завсегда отговорюсь: ведать ничего не ведаю, знать не знаю такого Алексея Левшина! В школе учился с Лопатиным, в сменщики взял Лопатина! Ну да ты парень умный, сам понимаешь. Отдыхай, высыпайся, — скоро нам с тобой придется крепко вкалывать.

Форсистов вышел; Алешка еще раз оглядел свое новое жилье, прошелся по горнице, остановился у раскрытого окна. Из сада доносился запах прелого листа, не то от земли, не то от воды — может, где близко была река, — веяло холодком. Вот, Алешка, ты и самостоятельный человек. А давно ли, совсем близко от этих мест, вот под таким же весенним небом ты лишь мечтал об этом. И где-то очень близко бабушка Степанида. Как заработает он, через Кольку пошлет ей деньги. Он думал о своем будущем, но не мог представить себе его. Что ждет его завтра?

Алешка сел за стол, достал бумагу. Он напишет Тане. Кому же еще он может рассказать о себе и своих думах? Так вот, Таня, пишет это письмо известный тебе человек, который работает у Форсистова в черепановской бригаде. А в МТС записано так: старший тракторист Форсистов, стажер Лопатин. Понятно? Подробно будет рассказано, когда сама приедешь в Серебрянку. А когда приедешь, — напиши. Наверное, после экзаменов. Адрес для писем такой. И подписался: «Л». Тане понятно: Леша Левшин. А другие, если прочтут, подумают — Лопатин.

Алешка услышал, как скрипнула дверь. Увидел Форсистова, незаметно прикрыл книгой письмо.

— Вы, Харитон Дорофеевич?

— Забыл, брат, одну вещь тебе сказать. Завтра чуть свет мне опять в МТС. Договор соревнования буду подписывать. Только должен я тебя предупредить — бороться придется, знаешь с кем? С Шугаем! Согласен?

— Соревноваться так соревноваться! — задорно ответил Алешка.

— Люблю отчаянных, — одобрил Форсистов. — А я это к тому завел разговор, что я договор и за себя и за тебя подпишу. Согласен?

— Могу и сам написать вызов. А вы свезите.

Алешка написал вызов. «Не взял Шугай к себе, так

заставил идти против себя». А Форсистов, словно почувствовав злость Алешки, сказал ободряюще:

— Драться, так засучив рукава!

Алешкино счастье

Весенняя земля парила, обдавала теплом, уже рассыпалась на гребнях борозд. А над землей стояла едва заметная, прозрачная дымка, пронизанная лучами солнца. Весна полой воды прошла, наступила весна пахоты и сева, черной земли и первой поросли всходов. И от края до края весенней земли шел волнами неумолкающий тракторный гул.