Приказ о выступлении утром двадцать второго июня был доведен до командующего походом подполковника Эдуарда Саутдауна не раньше, чем двадцать первого поздним вечером. Тот работал как сумасшедший всю ночь, формируя обоз, распределяя войска по местам согласно походному ордеру и издавая приказы по поведению и действиям войск во время марша. На бумаге все это занимает всего несколько строк, но представьте себе воочию эту непроглядно-темную африканскую зимнюю ночь. Падает легкий снег, который сразу тает, в неверном свете фонарей почти ничего не заметно, слышен топот ног войск, невидимых в темноте, постоянный гул голосов, крики огромного стада вьючных быков и лошадей, скрип повозок, туда-сюда снуют курьеры, жуткие кучи багажа, сложенные у домов, спешащих офицеров, старающихся выяснить, где располагается та или иная часть и куда ушло то или иное подразделение, звенящие в ночи горны, стук копыт, плач разбуженных детей. И посреди этого хаоса, на освещенной веранде своего штаба, Саутдаун, краснолицый, распаренный с расстегнутым воротничком, пытался в окружении своих штабистов внести хоть какой-то порядок в это светопреставление.
И когда рассветные лучи зимнего солнца осветили Кейптаун, могло создаться впечатление, что это ему удалось. Британская Армия изготовилась к маршу, вытянувшись длинной лентой по улице. Все, разумеется, уже просто валились с ног от усталости. Войска построились с оружием, а Саутдаун осипшим голосом отдавал последние приказы. Было чертовски холодно, всего пару градусов выше нуля. Вот унисон запели горны, раздалась команда "Вперед!" и под аккомпанемент несмолкающего ржания, скрипа и топота британский победный марш на север начался.