Приключения Михея Кларка

— Снимите с этого человека показание! — произнес герцог, обращаясь к секретарю. — Эй, как вас там, да будет вам известно, что его величество, наш всемилостивейший король, даровал мне по случаю смутного времени чрезвычайные полномочия. Судить изменников я имею право собственной властью, без всяких судей и присяжных. Из письма я узнал, что у бунтовщиков вы являетесь офицером. Ваша шайка называется Вельдширским пехотным полком Саксона. Так, что ли? Берегите свою шею и отвечайте правду…

— Я буду говорить правду, но по более высоким побуждениям, ваша светлость, — ответил я, — в этом полку я командую ротой.

— А кто такой этот Саксон?

— Я буду отвечать только на те вопросы, которые касаются меня. О других же я не скажу ни слова. Герцог покраснел от гнева и закричал:

— Хорош! Скажите, какая щепетильность! Человек, поднявший оружие против короля, нежничает и воображает, что может быть честным. Послушайте, сэр, ваша честь находится в таком несчастном положении, что вы можете ее совсем отбросить. Берегите лучше вашу жалкую шкуру. Видите ли, солнце уже склоняется к западу. Вы видите солнце в последний раз, предупреждаю вас.

— О моей чести я не прошу вас хлопотать, ваша светлость, я сумею сберечь ее сам, — ответил я, — смертью меня тоже не пугайте, если бы я боялся смерти, я не стоял бы здесь перед вами. Но об одном я сказать вам должен. Мой полковник поклялся разделаться с несколькими из ваших дворян точно так же, как вы разделаетесь со мной. Говорю я это не в виде угрозы, а для предостережения. Мой полковник всегда выполняет свои обещания.

— Ваш полковник — как вы его величаете — сам скоро не будет знать, как ему спасти свою шкуру, — ответил герцог, насмешливо улыбаясь. — Сколько у Монмауза людей? Я улыбнулся и отрицательно качнул головой.

Герцог сердито обернулся к советникам и воскликнул:

— Мы должны заставить этого изменника говорить!

— Не мешало бы ему пальцы повинтить, — сказал какой-то старый солдат очень свирепой наружности.

— Зачем винтить? — возразил другой. — Просто засунуть между пальцами зажженную спичку. Этот фокус прямо чудеса делает. На что упорный народ были шотландские бунтовщики, защитники Ковенанта, но и их сэр Томас Дальзелль приводил к истинной вере зажженной спичкой.

Седой господин в бархатистом черном костюме вмешался в разговор:

— Сэр Томас Дальзелль, — сказал он, — изучал военное искусство в Московии и сражался с турецкими варварами. Мы, христиане, не должны подражать обычаям этих дикарей.

— Я удивляюсь на вас, сэр Виллиам, — возразил господин, желавший угостить меня зажженной спичкой, — вы, кажется, хотите по-великосветски войну вести. По-вашему выходит, что воевать и менуэт танцевать — это все едино.

— Сэр, — горячо возразил сэр Виллиам, — я участвовал в битвах в то время, когда вы были младенцем. Вы еще с погремушкой справиться не могли, а я уже имел маршальский жезл. Когда вы на поле битвы, вы имеете право быть суровым и даже жестоким, но пытка — это мерзость. Законами Англии пытки воспрещаются, и не нам нарушать этот закон.

Спор грозил превратиться в ссору. Герцог воскликнул:

— Довольно, господа, довольно! Благодарю вас, сэр Виллиам, ваше мнение я считаю весьма ценным. Равным образом я дорожу и вашим мнением, полковник Хирн. Вопрос этот мы обсудим подробно. Алебардисты, отведите арестанта, и пусть к нему пошлют священника. Он должен свести свои счеты с Богом.

— Вы приказываете, ваша светлость, свести его на гауптвахту? — спросил капитан стражи.

— Нет, отведите его в старую башню Ботлера. Меня вывели в боковую дверь, а дежурный дворянин выкрикнул новое имя. Стража, окружавшая меня со всех сторон, вела меня по бесконечным коридорам, и наконец мы очутились в старинной части замка. Здесь, в угловой башне, была небольшая пустая комната. В ней было сыро и пахло плесенью. Потолок был высокий, сводчатый, а через узкое отверстие в стене проникал свет. В комнате не было ничего, кроме деревянной койки и стула.

Капитан ввел меня в комнату, а сам остался у двери. Некоторое время спустя он, однако, вошел ко мне и ослабил оковы. Капитан был человек с грустным лицом. Его впалые глаза имели торжественно-скучное выражение. Эта погребальная внешность находилась в странном несоответствии с нарядным мундиром.

— Будьте мужественны, друг мой, — произнес он замогильным голосом, немножко сдавит горло, вот и все. Нам пришлось повесить тут одного человека. Это было дня два тому назад, и он хоть бы что. Даже не простонал ни разу. Старый Спендер, палач герцога, знает хорошо свое дело. Он каким-то особенным манером делает мертвую петлю так, что умирающие даже никакой боли не чувствуют. Поэтому, друг, будьте мужественны. Вас мучить не будут, и вы будете в руках хорошего мастера.

Я сел на кровать и воскликнул:

— Ах, как мне хотелось бы уведомить как-нибудь Монмауза, что его письмо доставлено по назначению!