Приключения Михея Кларка

— Ну да, лакеем, слугой. Я в своей жизни имел столько слуг, что теперь пришла и моя очередь сделаться слугою. А лучшего, чем вы, барина мне и не нужно. Но, ей-Богу, поступая на место, я должен описать вам свой характер и рассказать все, что я умею делать. Плуты, которых я нанимал, поступали всегда таким образом. По правде сказать, я, впрочем, редко слушал их рассказы. Что касается честности, кажется, я довольно честен. Теперь трезвость: полагаю, что Анания, Азария и Мисаил меня бы не признали. Надежен ли я? Кажется — да. Постоянен ли? Гм!.. гм!.. Да, я постоянен, как флюгер. Благими намерениями я вообще, молодой человек, преисполнен, но намерений этих не исполняю. Такие мои недостатки. Во-первых, у меня крепкие нервы, если не считать иногда тошноты по утрам. Я очень весел. Тут я каждому дам вперед. Я умею танцевать сарабанду, менуэт и коранто. Я умею драться на рапирах, ездить верхом и петь французские песенки. Великий Боже! Кто когда слыхал о таком образованном лакее! В пикет я играю, как никто в Лондоне. Так, по крайней мере, сказал сэр Джордж Эридж, когда я выиграл у него тысячу фунтов в Грум-Партере. Но чувствую сам, что все эти достоинства бесполезные. Чем же мне похвалиться? Ах, черт возьми, я совсем было позабыл! Я великолепно умею варить пунш и жарить курицу на вертеле. Конечно, это немного, но зато я умею это делать хорошо.

— Право, добрый сэр, — ответил я с улыбкой, — все эти ваши совершенства никуда не годятся для того места, которое вы ищите. Но вы, конечно, шутите. Неужели вы серьезно можете снизойти до этого положения?

— Совсем не шучу, совсем не шучу! — воскликнул он серьезно. — «Мы люди и нисходим в ничто», — как сказал Виль Шекспир. Одним словом, если вы хотите хвастаться тем, что у вас в услужении состоит сэр Гервасий Джером, знаменитый рыцарь и единственный владелец Бимам-Фордского парка, приносившего четыре тысячи фунтов годового дохода, то имейте в виду, что этот сэр Гервасий продается. Купить его может тот, кто ему больше понравится. Скажите только слово, мы потребуем другую бутылку хересу и заключим сделку.

— Но если у вас действительно есть такое прекрасное имение, — сказал я, — то зачем вы хотите идти на такую низкую должность?

— Виноваты в этом жиды, — жиды, о мой хитрый, но медленный в понимании господин! Все десять колен израилевых обрушились на меня. Жиды меня травили, преследовали, вязали по рукам и по ногам, грабили и, наконец, ограбили начисто. Подобно Агагу, царю амалекитян, я попал в руки избранного народа. Все мое отличие от Агага заключается в том, что евреи разрубили на куски не меня самого, а мое имение.

— Так, значит, вы потеряли все? — спросил Рувим, слушавший рассказ с широко открытыми глазами.

— Ну нет, не все, ни под каким видом не все! — воскликнул сэр Гервасий с веселым смехом. — У меня остался еще один золотой Иаков. Да еще одна или две гинеи в кармане. На пару бутылок хватит. Кроме того, у меня есть рапира с серебряной рукоятью, кольца, золотая табакерка и часы, купленные у Томпиона, под вывескою Трех Корон. Часы эти, держу пари, стоят не менее ста фунтов. Затем вы на моей особе видите остатки прежнего величия. Но все это стало уже очень тускло и бренно, как добродетель служанки. А вот в этом мешочке я берегу все то, при помощи чего я поддерживаю красоту и изящество своей бренной особы. Недаром же я считался одним из первых щеголей в Сен-Джемском парке. Вот глядите: это французские ножницы, это щеточка для бровей, а вот — коробочка с зубочистками, банка с белилами, мешочек для пудры, гребешок, пуховка и пара башмаков с красными подошвами. Чего человеку желать еще больше! Да еще, кроме того, я имею веселое сердце, сухую глотку и готовую на все руку. Вот и все мои запасы.

Мы с Рувимом смеялись, слушая, как сэр Гервасий перечислял предметы, спасенные им от крушения. Он, видя наше веселье, развеселился сам и стал громко, раскатисто хохотать.

— Клянусь мессой! — воскликнул он. — Мое богатство никогда не доставляло мне такого удовольствия, как мое разорение. Наливайте-ка стаканы!

— О нет! Мы больше не будем пить, — сказал я. — Нам придется сегодня вечером отправляться в дорогу.

Я боялся пить более, потому что нам двум, привыкшим к скромной жизни деревенским ребятам, нечего было и думать угнаться за этим опытным кутилой.

— Да неужели? — удивленно воскликнул он. — А я-то именно и считал предстоящее вам путешествие тем, что французы называют raison de plus. Хоть бы ваш длинноногий приятель вернулся, что ли. Я даже не прочь от того, чтобы он разрубил мне мое дыхательное горло в наказание за то, что я ухаживал за его вдовой. Я готон пари держать. что он не из тех, которые убегают от выпивки Черт возьми эту вельдширскую пыль! Никак не могу освободить от нее гной парик!

— А пока мой товарищ вернется, сэр Герваснй, — сказал я. — пожалуйста, расскажите, если только это нам нетяжело, как это стряслось над нами несчастие, которое вы переносите с таким философским спокойствием?