Приключения Михея Кларка

- А, это вы, мой юный друг! - наконец произнес Саксон. - Что же это у вас обычай, должно быть, такой брать штурмом комнаты гостей в столь ранний час утра?

- А у вас, должно быть, тоже обычай, - сурово ответил я, загораживать двери спальни в то время, когда вы находитесь в доме честного человека? Чего вы боялись, хотел бы я знать? Зачем вам понадобились такие предосторожности?

- Экая горячка! - пробурчал Саксон, снова опускаясь на подушку и закрываясь одеялом. - Немцы назвали бы вас ofeuerkopf", или, еще лучше, "follkopf", что в буквальном переводе означает "глупая голова". Я слышал, что ваш отец был в молодых годах сильный и горячий человек. Полагаю, что и вы от своего родителя не отстанете. Знайте же, юноша, что лицо, имеющее при себе важные документы, documenta, preciosa sed perictlosa, должно принимать все меры предосторожности. Нельзя подчиняться случаю. Вы правильно сказали, что я нахожусь в доме честного человека, но разве я могу предвидеть будущее? А вдруг на ваш дом будет учинено ночью нападение? Да, в таких делах, молодой человек... Впрочем, что тут толковать! Я сказал достаточно, а теперь я буду вставать и через несколько минут сойду вниз.

- Ваша одежда высохла, и я ее вам сейчас подам, - сказал я.

- Не хлопочите, пожалуйста, молодой человек, - ответил он. - Я не имею ничего против той пары платья, которую мне одолжил ваш батюшка. Конечно, я имел в своей жизни и лучшие костюмы, но теперь мне пригодится и одежда вашего батюшки. В дороге не наряжаются, а я теперь не при королевском дворе нахожусь.

Для меня было совершенно очевидно, что платье моего отца во всех отношениях было лучше, чем то, в котором к нам явился наш гость. Но разговаривать с Саксоном не приходилось. Он зарылся головой в одеяло и не обнаруживал никакого желания продолжать со мной разговор. Мне не оставалось ничего более как сойти вниз.

Отец хлопотал, приделывая новую пряжку к портупее, а мать и служанка приготовляли завтрак.

- Выйдем-ка со мной на двор, Михей, - сказал мне отец, - мне нужно сказать тебе слово.

Работа еще не начиналась, и двор был пуст. Утро было прекрасное, солнечное. Мы уселись на низкий каменный помост, на котором готовится кожа для дубления.

- Сегодня утром я пробовал руку, упражнялся саблей, - начал мой отец. - Удары я наношу по-прежнему хорошо, но защита уже не та. Руки перестали быть гибкими. При случае, конечно, и мое теперешнее искусство сойдет, но увы! - я уже не тот боец, что прежде. Ах, Михей, ведь я командовал левым флангом лучшего конного полка, какой только когда-нибудь был в Англии! Однако роптать не стану: Бог дал, Бог и взял. Я стар, и вместо меня мой сын возьмет мой меч и станет сражаться за то же дело, за которое сражался и я. Пойдешь ли ты на мое место, Михей?

- Пойду ли? Но куда идти? - спросил я.

- Тише, сынок, тише, слушай: прежде всего не нужно, чтобы твоя мать знала об этом, ибо сердца женщин слабы. Авраам, когда собрался принести в жертву Богу своего первенца, едва ли сказал об этом своем намерении Сарре. Я так думаю, что он ничего на этот счет не говорил. Вот, возьми письмо и прочти его. Ты знаешь, кто такой Дик Румбольд?

- Как же. Вы мне несколько раз о нем говорили. Это ваш старый товарищ?

- Он самый. Крепкий и правдивый человек. Благочестив он был всегда. Он даже еретиков умерщвлял благочестиво. После того как армия святых была рассеяна, Дик вернулся к частной жизни. Но и сняв мундир, он продолжал гореть ревностью к святому делу. Жил он в Годдесдоне. Там у него было солодовое заведение... Ты, конечно, слышал о знаменитом заговоре в Рай-Хаузе, в котором оказалось замешано столько добрых людей. План этого заговора был составлен в доме Дика Румбольда.

- Но ведь заговорщики замышляли подлое убийство!

- Ну-ну! Не увлекайся словами. Это злые еретики оклеветали добрых людей. Никакого тут подлого убийства не было. Заговорщиков было всего тридцать человек, и они собирались напасть на Карла и Иакова в то время, когда те ехали в Ньюмаркет. Напасть они хотели на них, заметь, белым днем. Кроме того, с принцами было пятьдесят гвардейцев. Предполагалось не убийство, а честный бой. Допустим, что король и его брат были бы убиты пистолетом или саблей, но ведь и нападающие рисковали тем же самым. Убийства тут никакого не было.

Произнося эти слова, отец вопросительно взглянул на меня, как бы ожидая моего согласия, но, по правде сказать, я не был удовлетворен его объяснением. Я не мог оправдать подлого нападения на невооруженных и ничего не подозревающих людей, хотя бы они и ехали в сопровождении телохранителей.